1
Всё тот же
раскинулся свод
над нами
лазурно-безмирный,
и тот же на
сердце растет
восторг
одиночества пирный.
Опять золотое
вино
на склоне небес
потухает.
И грудь мою слово
одно
знакомою грустью
сжимает.
Опять заражаюсь
мечтой,
печалью
восторженно-пьяной…
Вдали горизонт
золотой
подернулся дымкой
багряной.
Смеюсь – и мой
смех серебрист,
и плачу сквозь
смех поневоле.
Зачем этот воздух
лучист?
Зачем светозарен…
до боли?
Апрель 1902
Москва
2
Поет облетающий
лес
нам голосом
старого барда.
У склона
воздушных небес
протянута шкура
гепарда.
Не веришь, что
ясен так день,
что прежнее
счастье возможно.
С востока приблизилась
тень
тревожно.
Венок возложил я,
любя,
из роз – и он
вспыхнул огнями.
И вот я смотрю на
тебя,
смотрю,
зачарованный снами.
И мнится – я этой
мечтой
всю бездну
восторга измерю.
Ты скажешь –
восторг тот святой
Не верю!
Поет облетающий
лес
нам голосом
старого барда.
На склоне
воздушных небес
сожженная шкура
гепарда.
Апрель 1902
Москва
3
Звон вечерний
гудит, уносясь
в вышину. Я
молчу, я доволен.
Светозарные
волны, искрясь,
зажигают кресты
колоколен.
В тучу прячется
солнечный диск.
Ярко блещет чуть
видный остаток.
Над сверкнувшим
крестом дружный визг
белогрудых
счастливых касаток.
Пусть туманна
огнистая даль –
посмотри, как всё
чисто над нами.
Пронизал голубую
эмаль
огневеющий пурпур
снопами.
О, что значат
печали мои!
В чистом небе так
ясно, так ясно…
Белоснежный кусок
кисеи
загорелся мечтой
виннокрасной.
Там касатки
кричат, уносясь.
Ах, полет их
свободен и волен…
Светозарные
волны, искрясь,
озаряют кресты
колоколен.
1902