Вот
газеты свежий нумер,
Объявленье
в черной раме:
Несомненно,
что я умер,
И,
увы! не в мелодраме.
Шаг
родных так осторожен,
Будто
всё еще я болен,
Я
ж могу ли быть доволен,
С
тюфяка на стол положен?
День
и ночь пойдут Давиды,
Да
священники в енотах,
Да
рыданье панихиды
В
позументах и камлотах.
А
в лицо мне лить саженным
Копоть
велено кандилам,
Да
в молчаньи напряженном
Лязгать
дьякону кадилом.
Если
что-нибудь осталось
От
того, что было мною,
Этот
ужас, эту жалость
Вы
обвейте пеленою.
В
белом поле до рассвета
Свиток
белый схороните...
.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
А
покуда... удалите
Хоть
басов из кабинета.