Всю ночь мела метель, но
утро ясно.
Еще воскресная по телу
бродит лень,
У Благовещенья на
Бережках обедня
Еще не отошла. Я выхожу
во двор.
Как мало все: и домик, и
дымок,
Завившийся над крышей!
Сребророзов
Морозный пар. Столпы его
восходят
Из-за домов под самый
купол неба,
Как будто крылья ангелов
гигантских.
И маленьким таким вдруг
оказался
Дородный мой сосед,
Сергей Иваныч.
Он в полушубке, в
валенках. Дрова
Вокруг него раскиданы по
снегу.
Обеими руками, напрягаясь,
Тяжелый свой колун над
головою
Заносит он, но – тук! тук! тук! – не
громко
Звучат удары: небо, снег
и холод
Звук поглощают... «С
праздником, сосед». –
«А, здравствуйте!» Я
тоже расставляю
Свои дрова. Он – тук!
Я – тук! Но вскоре
Надоедает мне колоть, я
выпрямляюсь
И говорю: «Постойте-ка
минутку,
Как будто музыка?»
Сергей Иваныч
Перестает работать,
голову слегка
Приподымает, ничего не
слышит,
Но слушает
старательно... «Должно быть,
Вам показалось», – говорит он. «Что вы,
Да вы прислушайтесь. Так
ясно слышно!»
Он слушает опять: «Ну,
может быть –
Военного хоронят? Только
что-то
Мне не слыхать». Но я не
унимаюсь:
«Помилуйте, теперь
совсем уж ясно.
И музыка идет как будто
сверху.
Виолончель... и арфы,
может быть...
Вот хорошо играют! Не
стучите».
И бедный мой Сергей
Иваныч снова
Перестает колоть. Он
ничего не слышит,
Но мне мешать не хочет и
досады
Старается не выказать.
Забавно:
Стоит он посреди двора,
боясь нарушить
Неслышную симфонию. И
жалко
Мне наконец становится
его.
Я объявляю: «Кончилось».
Мы снова
За топоры беремся. Тук!
Тук! Тук!.. А небо
Такое же высокое, и так
же
В нем ангелы пернатые
сияют.
1920