Где пахнет черною
карболкой
И провонявшею землей,
Стоит, склоняя профиль
колкий,
Пред изразцовою стеной.
Не отойдет, не
обернется,
Лишь весь качается
слегка,
Да как-то судорожно бьется
Потертый локоть сюртука.
Заходят школьники,
солдаты,
Рабочий в блузе голубой –
Он все стоит, к стене
прижатый
Своею дикою мечтой.
Здесь создает и
разрушает
Он сладострастные миры,
А из соседней конуры
За ним старуха
наблюдает.
Потом в открывшуюся
дверь
Видны подушки, стулья, склянки.
Вошла – и слышатся
теперь
Обрывки злобной
перебранки.
Потом вонючая метла
Безумца гонит из угла.
И вот, из полутьмы
глубокой
Старик сутулый, но
высокий,
В таком почтенном
сюртуке,
В когда-то модном
котелке,
Идет по лестнице
широкой,
Как тень Аида, – в белый
свет,
В берлинский день, в
блестящий бред.
А солнце ясно, небо
сине,
А сверху синяя
пустыня...
И злость, и скорбь моя
кипит,
И трость моя в чужой
гранит
Неумолкаемо стучит.
1923