Ах!
Милый Николай Васильич Гоголь!
Когда
б сейчас из гроба встать ты мог, –
Любой
прыщавый декадентский щеголь
Сказал
бы: «Э, какой он, к черту, бог?
Знал
быт, владел пером, страдал. Какая редкость!
А
стиль, напевность, а прозрения печать,
А
темно-звонких слов изысканная меткость?..
Нет,
старичок... Ложитесь в гроб опять!»
Есть
между нами, правда, и такие,
Что
дерзко от тебя ведут свой тусклый род
И,
лицемерно пред тобой согнувши выи,
Мечтают
сладенько: «Придет и мой черед!»
Но
от таких «своих», дешевых и развязных,
Удрал
бы ты, как Подколесин, чрез окно...
Царят!
Бог их прости, больных, пустых и грязных,
А
нам они наскучили давно.
Пусть
их шумят... Но где твои герои?
Все
живы ли, иль, небо прокоптив,
В
углах медвежьих сгнили на покое
Под
сенью благостной крестьянских тучных нив?
Живут...
И как живут! Ты, встав сейчас из гроба,
Ни
одного из них, наверно, б не узнал:
Павлуша
Чичиков – сановная особа
И
в интендантстве патриотом стал.
На
мертвых душ портянки поставляет
(Живым
они, пожалуй, ни к чему),
Манилов
в Третьей Думе заседает
И
в председатели был избран... по уму.
Петрушка
сдуру сделался поэтом
И
что-то мажет в «Золотом руне»,
Ноздрев
пошел в охранное – и в этом
Нашел
свое призвание вполне.
Поручик
Пирогов с успехом служит в Ялте
И
сам сапожников по праздникам сечет,
Чуб
стал союзником и об еврейском гвалте
С
большою эрудицией поет.
Жан
Хлестаков работает в «России»,
Затем
– в «Осведомительном бюро»,
Где
чувствует себя совсем в родной стихии:
Разжился,
раздобрел – вот борзое перо!..
Одни
лишь черти, Вий да ведьмы, и русалки,
Попавши
в плен к писателям modernes,
Зачахли,
выдохлись и стали страшно жалки,
Истасканные
блудом мелких скверн...
Ах,
милый Николай Васильич Гоголь!
Как
хорошо, что ты не можешь встать...
Но
мы живем! Боюсь – не слишком много ль
Нам
надо слышать, видеть и молчать?
И
в праздник твой, в твой праздник благородный,
С
глубокой горечью хочу тебе сказать:
–
Ты был для нас источник многоводный,
И
мы к тебе пришли теперь опять, –
Но
«смех сквозь слезы» радостью усталой
Не
зазвенит твоим струнам в ответ...
Увы,
увы... Слез более не стало,
И
смеха нет.
<1909>