Василий Жуковский
Любил
романтический рокот баллад, –
Наш век не таковский,
Сплошной
спотыкач заменил элегический лад...
Но отдыха ради,
Сняв арфу с угрюмой стены,
Вернемся к балладе,
К напеву,
подобному плеску волны.
В Латинском квартале
Жил русский
учитель Игнатий Попов.
В коричневой шали
Гонял по урокам
до поздних часов,
Томился одышкой,
Ел суп из разваренных жил,
Пил жидкий чаишко
И строго в душе
идеалы хранил.
Летели недели,
Все туже и уже
сжималось кольцо:
Рубашки редели,
Свинцовым
налетом покрылось лицо.
Раз
в месяц, краснея,
Он брал у патронов свой грош,
Надежду лелея
Купить, наконец,
к октябрю макинтош.
Но мзда за уроки
В сравненье со
мздой массажистки – пустяк:
Ведь дряблые щеки
Без крупных
затрат не разгладишь никак...
О русский учитель,
Смирись и умерь свою прыть!
Донашивай китель –
Вовек макинтоша
тебе не купить.
Однажды весною
Пронзительный
ветер к Попову прилип,
Холодной волною
Обвился вкруг
тела, – а к вечеру – грипп...
Хозяйка отеля,
Где жил наш нелепый аскет,
Шесть дней у постели
Сидела,
склонивши к больному корсет.
Как скрипка венгерца,
Под бюстом
массивным запела любовь...
Запрыгало сердце,
Взволнованный
нос заалел, как морковь.
Поила малиной,
Варила бульон и желе
И с кроткою миной
Сменяла
компрессы на жарком челе.
Она победила:
Игнатий Попов
отдышался и встал.
Спокойно и мило
Madame
повернула к Попову овал:
«Отель при мужчине –
Мне меньше труда и обуз.
По этой причине
Не вступите ль в
брачный со мною союз?»
Два дня он томился:
Камин, и перина,
и сытный обед!
На третий решился
И сунул учебники
в старый портплед.
Подсчитывать франки?
Жильцов-голышей прижимать?
Откладывать
в банке?
Тайком из отеля
бежал он, как тать.
Греми, моя арфа, –
Исчез
безвозвратно Игнатий Попов,
Без теплого шарфа,
С одною лишь
парой холодных носков...
Под елью узорной
На местном погосте он спит?
Иль в Африке черной
Арабских
верблюдиц, вздыхая, доит?
Подымем стаканы
За вышедший ныне
в тираж идеал!
Попов этот странный
Меня не на
шутку, друзья, взволновал...
Достойно героя –
Отринуть камин и обед
И в небо чужое
Поднять, словно
знамя, свой старый портплед.
<1924>