В тесной каморке
– беженский дом.
Мать вышивает
киевским швом.
Плавно, без устали
ходит рука.
Мальчик у ног
разбирает шелка.
В кольца завьет
их, сложит в пучки,
Справа и слева
стены тонки, –
Громко играть на
чужбине нельзя...
Падают нитки,
беззвучно скользя.
«Кис! – говорит
он. – Послушай же, Кис!
Ты как из сказки
прилежная мисс:
Помнишь для
братьев в пещере, без сна,
Платье плела из
крапивы она».
Мать улыбается.
Мальчик вздохнул...
«Кис, – говорит
он, взбираясь на стул, –
Летом я к морю
поеду опять?
Прыгать,
смеяться, купаться, кричать...»
Светлое «да!» –
вылетает из губ.
Теплые пальцы
треплют за чуб.
Мальчик не
видит, как милая «Кис»
Смотрит,
смутясь, за оконный карниз.
Мальчик не
знает, что много ночей
В сердце тревога
все горячей:
Летнее солнце,
здоровье, загар, –
Как раздобыть их
мальчику в дар?
Дремлет
мальчишка. Над ним в полусне
Летние дни
закачались в окне:
Сосны, опушки,
сотни затей,
Крики приятелей
– русских детей...
Странная Кис...
Почему-то она
Летом в Париже
томиться должна.
Ей и в Париже –
твердит – ничего.
Солнце и лес для
него одного.
Разве нельзя
вышивать под сосной?
Спать в гамаке
под листвою сквозной?
Он бы ей крабов
ловил на обед...
Сонные глазки
нырнули под плед.
Мать вышивает
киевским швом.
Город бездушный
гудит под окном.
Пламень закатный
небо рассек.
……………………………………
Есть ли кто в
поле жив человек?
<1928>