Говорите
ль вы о Шелли, иль о ценах на дрова,
У
меня, как в карусели, томно никнет голова,
И
под смокингом налево жжет такой глухой тоской,
Словно
вы мне сжали сердце теплой матовой рукой...
Я
застенчив, как мимоза, осторожен, как газель,
И
намека, в скромной позе, жду уж целых пять недель.
Ошибиться
так нетрудно, – черт вас, женщин, разберет,
И
глаза невольно тухнут, стынут пальцы, вянет рот.
Но
влачится час за часом, мутный голод все острей, –
Так
сто лет еще без мяса настоишься у дверей.
Я
нашел такое средство – больше ждать я не хочу:
Нынче
в семь, звеня браслетом, эти строки вам вручу...
Ваши
пальцы будут эхом, если вздрогнут, и листок
Забелеет
в рысьем мехе у упругих ваших ног, –
Я
богат, как двадцать Крезов, я блажен, как царь Давид,
Я
прощу всем рецензентам сорок тысяч их обид!
Если
ж с миною кассирши вы решитесь молча встать –
И
вернете эти вирши с равнодушным баллом «пять», –
Я
шутил! Шутил – и только, отвергаю сладкий плен...
Ведь
фантазия поэта, как испанский гобелен!
Пафос
мой мгновенно скиснет, – а стихи... пошлю в журнал,
Где
наборщик их оттиснет под статьею «Наш развал»,
Почтальон
через неделю принесет мне гонорар
И напьюсь
я, как под праздник напивается швейцар!..
<1922>