По берлинской
безумной улице,
Где витрины орут
в перекличке,
Где солдат
безногий у стенки сутулится,
Предлагая
прохожим спички, –
Там, играя
зрачками, с цепочкой вдоль чрева,
Пролетает
новейший продукт,
Экзотический
лодзинский фрукт,
Ева Кранц,
тонконогая дева.
Макароны цветной
бахромы
Вьются в складках
спадающей с ног кутерьмы...
Узел кос – золотистей
червонца, –
Разве перекись
хуже, чем солнце?
На губах две
сосиски пунцовой помады,
Сиз, как слива,
напудренный нос,
Декольте – модный
плоский поднос,
А глаза – две
ночные шарады:
Мышеловки для
встречных мужчин, –
Эротический
сплин все познавшей наяды,
Или, проще
сказать, атропин,
А в витрине ее
двойники, манекены из воска,
Выгнув штопором
руки над взбитой прической,
Улыбаются в
стильных манто
На гудки вдаль
летящих авто...
Ева Кранц – деловой
человек –
В банк:
свиданье, валюта и чек,
В ателье
красоты: маникюр и массаж,
В магазины:
подвязки, шартрез и плюмаж,
Карандаш,
выводящий усы,
Рыжий шелк для
отделки лисы,
Том Есенина
«Красный монокль»
И эмалевый синий
бинокль...
Столько дел, столько
дел!
А навстречу
оскалы мужчин,
Гарь бензина,
шипение шин
И двухструйный
поток расфуфыренных тел.
На углу
обернулась: «Ах, Жорж?!»
Подбегает
поношенный морж,
Сизобритый,
оттенка почти баклажана,
Перетянут под
мышками вроде жука,
Попугайский
платок из кармана,
А глаза – два
застывших плевка...
Посмотрите на
Еву:
Брови – вправо,
ресницы – налево,
Бедра томно
танцуют канкан,
Рот – коварно
раскрытый капкан...
Берегись,
баклажан!..
На берлинской
безумной улице,
Где витрины орут
с рассвета,
Где солдат у
стенки сутулится –
Вы, конечно,
видали все это.
<1922>