Вдоль по пляжу –
пятна ближних...
Кто, задрав
клешнею ногу,
Роет детскою
лопаткой
Крутобокую
берлогу,
Кто младенца
плавать учит,
И бутуз, в
испуге диком,
Миль на десять
оглашает
Лес и берег
буйным криком...
Плотный немец –
локти к брюху, –
Пятки вскидывая
к тылу,
Сам себя вдоль
дюн гоняет,
Как цыганскую
кобылу...
Эмигрантская
Диана,
Мотылек на
смуглых ножках,
Пронеслась
веселой рысью
В изумрудных
панталошках...
А в воде, на
мелком месте, –
Темя в шлемах –
огурцами,
Два обглоданных
нудиста
Притворяются
пловцами.
*
* *
На песке томлюсь
я в дюнах
В живописном
беспорядке,
Чтобы солнечною
ванной
Успокоить боль в
лопатке.
Ближних нет.
Порой над валом
Промелькнет в
трико гусыня, –
Левый глаз
чуть-чуть прищуришь,
И опять вокруг
пустыня...
Сверху солнечная
лава,
Снизу жаром жжет
песчаным, –
Будто ты лежишь
в духовке
Нашпигованный
каштаном...
Муравей ползет
по ляжке,
Плещет бабочка
на вые,
И в глазах
фонтаном искры, –
Ало-бело-голубые...
Ах, какие в это
время
Мысли в черепе
роятся!
Но без пишущей
машинки –
Так к чертям и
разлетятся...
В голове зевает
вечность,
В сердце –
огненные спицы,
А пониже –
обалделость
Разомлевшей
поясницы...
*
* *
Врач-приятель
мне в Париже
Объяснил весьма
толково:
«Зря, дитя мое,
на солнце
Не валяйтесь,
как корова...
Алкоголь в
приличной дозе
Подымает
человека, –
Так и солнце,
так и бабы, –
Как сказал
Мартын Задека...»
Но лежать, считать
минуты?
Где я здесь
возьму будильник?
Сосны спят...
Цикадный скрежет
Монотонен, как
напильник...
Встанешь – вся
спина пылает.
Боком выйдет эта
лежка!
Завтра весь до
пят облезу,
Как ошпаренная
кошка...
А пока, –
спасибо, солнце,
За тяжелый жар твой
медный,
За чудеснейшие
мысли,
Улетевшие
бесследно...
Нынче я не
догадался,
Нынче я был
идиотом:
Завтра в дюны я
с собою
Карандаш возьму
с блокнотом.
<1932>