Дом, как ковчег.
Фасад – кормой широкой.
По сторонам
молчат стволы в плюще,
У стенки – кролики,
площадка для песка,
Вдали
полого-изумрудная лужайка...
А в доме гости:
у распахнутых дверей
Стоят и смотрят –
старые, седые.
Глаза помолодели
в этот день,
Но сдержанны
взволнованные лица.
В столовой
ожерелие голов:
Каштановых,
льняных и золотистых, –
И звезды
разноцветных детских глаз.
Упала ложка... Вспыхнул
детский смех.
Вздыхают губы,
шевелятся ножки, –
В окне деревья,
облака и солнце.
Скорей бы
пообедать и к гостям!
*
* *
Кружились дети
легким хороводом
И пели песни. Русские
слова...
Так дружно
топотали башмачки,
И так
старательно напев сплетали губы.
Потом плясали в
радостном кругу
Два одуванчика –
боярышни-девчурки.
Прихлопывали
взрослые в ладони,
В окне сияла
кроткая весна,
А в детском
креслице сидел в углу малыш,
Трехлетний зритель,
тихий и степенный,
Пушились светлым
пухом волоски...
Шумят, поют – и
столько новых дядей...
Расплакаться иль
звонко рассмеяться?
Картинки детские
пестрели на стене,
Мы, взрослые,
сидели на скамейке,
И мысль одна в
глазах перебегала:
Здесь, за оградой,
русский островок,
Здесь маленькая
родина живая...
*
* *
Я у окна
беседовал с детьми.
Похожий на пажа
серьезный мальчик
Мне протянул
игрушечный магнит, –
На нем гирляндою
булавки трепыхались...
«Притягивает...»
– объяснил он тихо.
«Я из Парижа привезу
тебе
Из воска утку. В
клюв ты ей воткнешь
Иголочку и в таз
с водою пустишь,
Магнит запрячешь
в хлеб – и чуть поманишь,
Она к тебе за
хлебом поплывет», –
«Вы фокусник?..»
Я левый глаз прищурил.
Другой принес
мне чучело чижа:
«Он был живой?»
Я подтвердил: «Еще бы!» –
«А от чего он
умер, ты не знаешь?»–
«Сел на трубу,
заснул и угорел».
Такой кончиной
мальчик был доволен.
К руке моей
прижавшись вдруг плечом,
Сказала девочка
с японскими глазами:
«Ко всем
приехали, а мамы нет как нет...» –
«Испортился,
должно быть, паровозик». –
«Ты думаешь?
Когда ж она приедет?» –
«Сегодня к
ужину». Девица расцвела.
*
* *
Весь дом я
обошел. В покоях верхних
Кровати детские
стояли чинно в ряд.
Сквозь
заплетенные, высокие края
Пикейные
пестрели одеяльца.
Сверкали стены
свежей белизной,
И пол блестел,
как палуба фрегата.
Как сладко
вечером им здесь смежать глаза,
В уютных
гнездах, рядом, в полумгле,
Дыханье тихое
одно с другим сливая...
Ступеньки вверх.
В отдельной комнатушке
Три мальчика,
как кролики, лежали.
Простуда легкая,
их резвость укротив,
Румянцем на
щеках их разгоралась...
Спустились вниз.
За дверью – длинный стол,
Журчит беседа,
чай дымится в чашках.
И – друг гостей –
бормочет самовар.
Я вышел в сад:
так зелена трава,
Так радостны
пушистые вершины...
Благословенье
этой мирной кровле!
*
* *
Читатель, друг!
Быть может, в суете,
В потоке дней, в
заботах бесконечных
Не вспомнил ты о
тех, кто кротко ждет,
Кто о себе не
вымолвит ни слова...
И что сказать?
Дом этот общий – наш,
В нем русская надежда
зацветает.
……………………………………..
Во имя русских
маленьких детей
Я пред тобой
снимаю молча шляпу.
1929, апрель