I
      Борм – чудесный городок,
      Стены к скалам прислонились, 
      Пальмы к кровлям наклонились,
      В нишах тень и холодок...
      Реет замок в вышине.
      За террасою у школы 
      Скат зеленый и веселый 
      С тихим морем в глубине...
      Как цветущий островок,
      Дремлет Борм в житейском шторме, 
      Но всего прекрасней в Борме 
      Смуглых девушек венок.
      Ах, какие здесь глаза!
      Щелкнут черные ресницы, – 
      И до самой поясницы 
      Так и вздрогнешь, как лоза... 
      Поступь, каждый поворот...
      Что ни девушка – Диана.
      Стань на камень у фонтана 
      И смотри, разинув рот.
      Но присядь-ка к ней рядком:
      От божественного тела 
      Нестерпимо, одурело 
      Так и пышет чесноком!
II
      Сижу на площади в кафе,
      Под тентом вьются мошки...
      У ног сидят и смотрят в рот 
      Три инвалидных кошки.
      Одна, – хозяин объяснил, – 
      Автомобилем смята.
      Другой отъели крысы хвост, – 
      Жестокая расплата!
      У третьей сбоку вырван клок,
      Дуэль с бульдогом в роще...
      У всех у трех горят глаза,
      Все три, как ведьмы, тощи.
      Прозаик на такую тварь 
      Взглянул бы равнодушно,
      Но я, поэт, могу ль при них 
      Жевать свой сыр насущный.
      Скормил уродам весь кусок,
      А сам глотаю слюни.
      Зато душа моя чиста,
      Как бабочка в июне...
      Три кошки лижут животы,
      Смотрю на скалы фатом...
      Приятно, черт возьми, порой 
      Быть знатным меценатом.
III
С детства люблю
захолустные лавки... 
Пахнет корицею,
луком и воском.
Кот круглорожий
сидит на прилавке, – 
Сытая спинка
подернута лоском.
Глажу его,
словно давнего друга...
Что же купить
мне: тетрадку иль свечку? 
Кактус за дверью
вздымается туго,
Лента дороги
сбегает к крылечку. 
Школьницы – две
черноглазые мышки – 
Горсть
переводных купили картинок. 
Старенький
ксендз в запыленном пальтишке 
Щупает связку
холщовых ботинок...
Черт меня знает,
зачем мне все это...
Сердце пронизано
завистью смутной.
Как старомодная
сказка поэта,
Мирный клочок
этой жизни уютной. 
Лавочник толстый
с отцовской улыбкой 
Мне завернул
шоколадную плитку.
Ленты мимозы
качаются зыбко,
Месяц в небесную
выплыл калитку...
Что же стою на
щербатом пороге?
К дьяволу!
Лавка, как лавка... Видали.
Мало ль своей,
настоящей тревоги,
Мало ль своей,
неизбывной печали...
1931