Сквозь
зеленые буки желтеют чужие поля.
Черепицей
немецкой покрыты высокие кровли.
Рыбаки
собирают у берега сети для ловли.
В
чаще моря застыл белокрылый хребет корабля.
Если тихо смотреть из травы, – ничего не случилось,
Ничего не случилось в далекой, несчастной
земле...
Отчего же высокое солнце туманом
затмилось,
И холодные пальцы дрожат на поникшем
челе?..
Лента
школьников вышла из рощи к дороге лесной,
Сквозь
кусты, словно серны, сквозят загорелые ноги,
Свист
и песни, дробясь откликаются радостно в логе,
Лягушонок
уходит в канаву припрыжкой смешной.
Если уши закрыть и не слушать чужие
слова,
И поверить на миг, что за ельником
русские дети –
Как угрюмо потом, колыхаясь, бормочет
трава,
И зеленые ветви свисают, как черные
плети...
Мысль,
не веря, взлетает над каждым знакомым селом,
И
кружит вдоль дорог и звенит над родными песками...
Чингисхан,
содрогаясь, закрыл бы ланиты руками!
Словно
саван белеет газета под темным стволом.
Если чащей к обрыву уйти, – ничего не случилось...
Море спит – переливы лучей на сквозном
корабле.
Может быть, наше черное горе нам только
приснилось?
Даль молчит. Облака в голубеющей мгле...
<1923>
Kölpinsee