Вдоль деревянной длинной дамбы
Хвосты товарных поездов.
Тюки в брезенте, словно ямбы,
Пленяют четкостью рядов.
Дымят гиганты-пароходы,
Снуют матросы и купцы.
Арбузной коркой пахнут воды –
И зыбь, и блеск во все концы.
На
волнорезе так пустынно...
Чудак
в крылатке парусинной
Снимает
медленно с крючка
Вертляво-скользкого
бычка.
Всю гавань тихо и лениво
Под солнцем добрым обойдешь...
Воркуют голуби учтиво,
Босяк храпит в тени рогож.
Кадит корицей воздух летний...
Глазеешь на лихой народ
И выбираешь, как трехлетний,
Себе по вкусу пароход.
Вперед
по лестнице гигантской!
Жара
бросает в пот цыганский,
Акаций
пыльные ряды
С
боков свергаются в сады.
Дополз до памятника «Дюку»...
День добрый, герцог Ришелье!
Щитком к глазам подносишь руку:
Спит море – синее колье...
В ребре средь памятника – бомба,
Жужжит кольцом цветник детей,
И грек, исполненный апломба,
Раскрыл, пыхтя, лоток сластей.
Сажусь
у лестницы на кладку, –
Мороженщик
снял с круга кадку.
Сквозь
Николаевский бульвар
Плывет
змея беспечных пар.
Голландский шкипер белоснежный
Склонил к Кармен одесской лоб.
Взлетает смех, как жемчуг нежный,
Играет палкой местный сноб,
Горит над жирным турком феска,
Студент гарцует средь девиц...
Внизу среди морского блеска
Чернь пароходных верениц...
Казаки,
статные, как кони,
Кружком
расселись в павильоне...
Урядник
грузен, как бугай.
Запели...
Эх, не вспоминай!
<1923>