Хорошо
сидеть под черной смородиной,
Дышать,
как буйвол, полными легкими,
Наслаждаться
старой, истрепанной «Родиной»
И
следить за тучками легкомысленно-легкими.
Хорошо,
объедаясь ледяной простоквашею,
Смотреть
с веранды глазами порочными,
Как
дворник Пэтер с кухаркой Агашею
Угощают
друг друга поцелуями сочными.
Хорошо
быть Агашей и дворником Пэтером,
Без
драм, без принципов, без точек зрения,
Начав
с конца роман перед вечером,
Окончить
утром – дуэтом храпения.
Бросаю
тарелку, томлюсь и завидую,
Одеваю
шляпу и галстук сиреневый
И
иду в курзал на свидание с Лидою,
Худосочной
курсисткой с кожей шагреневой.
Навстречу
старухи мордатые, злобные,
Волочат
в песке одеянья суконные,
Отвратительно-старые
и отвисло-утробные,
Ползут
и ползут, слово оводы сонные.
Где
благородство и мудрость их старости?
Отжившее
мясо в богатой материи
Заводит
сатиру в ущелие ярости
И
ведьм вызывает из тьмы суеверия...
А
рядом юные, в прическах на валиках,
В
поддельных локонах, с собачьими лицами,
Невинно
шепчутся о местных скандаликах
И
друг на друга косятся тигрицами.
Курзальные
барышни, и жены, и матери!
Как
вас не трудно смешать с проститутками,
Так
мелко и тинисто в вашем фарватере,
Набитом
глупостью и предрассудками...
Фальшивит
музыка. С кровавой обидою
Катится
солнце за море вечернее.
Встречаюсь
сумрачно с курсисткой Лидою –
И
власть уныния больней и безмернее...
Опять
о Думе, о жизни и родине,
Опять
о принципах и точках зрения...
А
я вздыхаю по черной смородине
И
полон желчи, и полон презрения...
<1908>
Гунгербург