Гиацинты
ярки, гиацинты пряны.
В
ласковой лампаде нежный изумруд.
Тишина.
Бокалы, рюмки и стаканы
Стерегут
бутылки и гирлянды блюд.
Бледный
поросенок, словно труп ребенка,
Кротко
ждет гостей, с петрушкою во рту.
Жареный
гусак уткнулся в поросенка
Парою
обрубков и грозит посту.
Крашеные
яйца, смазанные лаком,
И
на них узором – буквы X и В.
Царственный
индюк румян и томно-лаком,
Розовый
редис купается в траве.
Бабы
и сыры навалены возами,
В
водочных графинах спит шальной угар,
Окорок
исходит жирными слезами,
Радостный
портвейн играет, как пожар...
Снова
кавалеры, наливая водку,
Будут
целовать чужих супруг взасос
И,
глотая яйца, пасху и селедку,
Вежливо
мычать и осаждать поднос.
Будут
выбирать неспешно и любовно
Чем
бы понежней набить пустой живот,
Сочно
хохотать и с масок полнокровных
Отирать
батистом добродушный пот.
Локоны
и фраки, плеши и проборы
Будут
наклоняться, мокнуть и блестеть,
Наливать
мадеру, раздвигать приборы,
Тихо
шелестеть и чинно соловеть.
После
разберут, играя селезенкой,
Выставки,
награды, жизнь и красоту...
Бледный
поросенок, словно труп ребенка,
Кротко
ждет гостей, с петрушкою во рту.
<1910>