За рядом ряд
обшариваем лозы.
Полнеба в пепле
волокнистых туч...
Косматые кусты,
освободясь от гроздьев,
Встают, раскинув
изумрудный сноп.
Две девочки,
зарыв в листву береты,
Болтают и
стригут – пусть взрослые молчат...
Старик срезает
важно кисть за кистью,
Как бы обряд
свершая вековой.
А черный мул с
дороги смотрит-ждет:
Бока продрогли,
ветер дует в ноздри...
Ряды корчаг
стоят у колеи.
Пора б грузить –
и в путь, сквозь камыши.
Вдоль рыжей
глины грузною стопой
Иду к мулу, к
плечу корзину вскинув.
Усталость бодрая
укачивает сердце,
Глазам раздолье:
зелень, космы туч,
А за межой
взлохмаченные фиги...
А ветер свежий
бьет крылами в грудь,
Шуршит вдоль
лоз, в рукав прохладой веет
И звонкой
пустотой в ушах лопочет...
Спасибо, друг!
Хоть час один, как мул,
Я прошагаю,
медленно качаясь,
Ловя ноздрями
крепкий дух земли...
«Гоп-гоп!
Корзина!» Снова полный груз.
Редеют лозы –
ряд склоненных спин, –
И первые
малиновые листья
Огнем сквозистым
радостно играют.
Под фигою –
баклага на земле.
Подходим
медленно – звенят стаканы сонно,
В молчанье пьем
багряное вино.
Закат
торжественный пылает над холмом
Безмолвною
вечернею молитвой...
Идем домой
сквозь джунгли тростников.
Со всех сторон
поют-скрипят двуколки –
Соседи сбор
подвозят к погребам.
Ногам работа –
серые чаны
Примятым
виноградом нагрузят
И, как во дни
блаженные Гомера,
Босыми пятками
начнут его давить,
Окрашивая
терпким соком икры...
Шумит тростник.
Усталая спина
Под ветром
ежится... За поворотом – кровля.
Хозяин-фермер
сумрачно бурчит,
Что это лето
даст ему не много:
Жара и ветер
высушили гроздья, –
Неполон сбор...
Убытки велики...
Но жалоба его до
сердца не дошла.
Мой виноградник
пуст, – растрепанные бурей,
К земле прибиты
светлые стихи...
И даже та
любимая гряда,
Где зеленели
детские страницы,
Здесь на чужбине
теша детвору, –
Ненужным
пустырем чернеет у дороги...
Молчу. Не
жалуюсь. Не хмурьтесь же, хозяин,
Господь пошлет
вам в будущем году
Обильный урожай.
1931