Утром
фермерша-старушка
В гости к нам
пришла на дачку
И присела,
отдуваясь,
У кривой сосны
на тачку.
Платье – черным
парашютом,
Лопухом плетеным
шляпка...
В ручки пухлые
дохнула, –
Старичкам всегда
ведь зябко.
А глаза ее,
коринки,
Мигом все
схватили зорко:
Дворик, домик
наш, веранду
И раздувшуюся
шторку.
«Вот», – она
сказала тихо,
Показав рукой на
тучи,
Над лиловыми
холмами
Наплывавшие все
круче.
«Шестьдесят семь
лет в Провансе
Просидела, как
на стуле,
Но такого не
бывало, –
День за днем
дожди в июле!»
Покачала
головою,
Скрючив ножки,
как ворона,
И седую
бородавку
Пощипала
удрученно.
*
* *
Полчаса она
скрипела...
Я сидел на камне
кротко
И с
сочувственным вниманьем
Ковырял дыру в
подметке.
«Чуть опрьпцут
виноградник
Легкой пылью
купоросной,
Все сейчас же до
пылинки
Смоет, к черту,
дождь несносный...
Вы лозу-то
оберните, –
Сколько, сударь,
белых пятен!
Дождь в июле
винограду,
Как быку мясник,
приятен...
Разрослись
шатрами листья, –
Кисти спрятались
до света...
Что-то будет с
виноградом
В это пакостное
лето?
И чеснок, как
гриб, червивый,
И капуста
захирела,
Огурец любой
разрежешь, –
Весь, как дудка,
пустотелый!
Помидор – дурак
зеленый...
Все убытки, да
убытки...»
И, как демон,
запахнула
Крылья черные
накидки.
*
* *
Эмигрант,
подбитый ветром,
Долго слушал я
соседку,
И казалось мне,
что Ротшильд
Горько плачет
мне в жилетку...
Вон внизу за
перелеском
Дом ее стоит,
как крепость.
Дождь гнезда ее
не смоет, –
Что за дикая
нелепость!
Кров, семья,
покой, достаток,
Каждый ствол
скрипит: «Я дома»...
С детства каждая
ложбинка,
Как ладонь своя
знакома.
Вот когда б на
нашу льдину
Посадить ее хоть
на день, –
Чтоб она бы
поклевала
Эмигрантских
виноградин...
Этой мысли я,
конечно,
Вслух не
высказал старушке
И сказал ей в
утешенье,
С ней прощаясь у
опушки:
«Есть примета, –
если лозы
Глупый дождь в
июле мочит, –
Винограду будет
меньше,
Но вино в цене
подскочит».
<1932>