Размокшие от восклицаний самки,
Облизываясь,
пялятся на Рейн:
«Ах,
волны! Ах, туман! Ах, берега! Ах, замки!»
И
тянут, как сапожники, рейнвейн.
Мужья в патриотическом азарте
На
иностранцев пыжатся окрест
И
карандашиками чиркают по карте
Названия
особо пышных мест.
Гремит посуда. Носятся лакеи.
Сюсюкают
глухие старички.
Перегрузившись
лососиной, Лорелеи
Расстегивают
медленно крючки...
Плавучая конюшня раздражает!
Отворотясь,
смотрю на берега.
Зелено-желтая
вода поет и тает,
И
в пене волн танцуют жемчуга.
Ползет туман задумчиво-невинный,
И
вдруг в разрыве – кручи буйных скал,
Темнеющих
лесов безумные лавины,
Далеких
облаков янтарно-светлый вал...
Волна поет... За новым поворотом
Сбежались
виноградники к реке,
На
голову скалы взлетевший мощным взлетом
Сереет
замок-коршун вдалеке.
Кто там живет? Пунцовые перины
Отчетливо
видны в морской бинокль.
Проветривают...
В кресле – немец длинный.
На
Рейн, должно быть, смотрит сквозь монокль...
Волна поет... А за спиной крикливо
Шумит
упитанный восторженный шаблон.
Ваш
Рейн? Немецкий Рейн? Но разве он из пива,
Но
разве из колбас прибрежный смелый склон?
Ваш Рейн? Но отчего он так
светло-прекрасен,
Изменчив
и певуч, свободен и тосклив,
Неясен
и кипуч, мечтательно-опасен,
И
весь туманный крик, и весь глухой порыв!
Нет,
Рейн не ваш! И вы лишь тли на розе –
Сосут
и говорят: «Ах, это наш цветок!»
От
ваших плоских слов, от вашей гадкой прозы
Исчез
мой дикий лес, поблек цветной поток...
Стаканы. Смех. Кружась, бегут опушки,
Растут
и уплывают города.
Артиллерийский
луг. Дымок и грохот пушки...
Рокочет
за кормой вспененная вода.
Гримасы и мечты, сплетаясь, бились в
Рейне,
Таинственный
туман свил влажную дугу.
Я
думал о весне, о женщине, о Гейне
И
замок выбирал на берегу.
<1911>