Когда советский
лжепиит,
Подкидыш
низменной рекламы,
В кафе
берлинском нахамит
И разорвет жакет
у дамы, –
Для европейских трезвых глаз
Грязней свиньи такие франты, –
И слышишь триста первый раз:
«Mein
Gott!* Ах, эти эмигранты!»
Взяв отпуска у
сатаны,
Пируют «нэпманы»
в Берлине,
Красновельможные
чины
И их дородные
гусыни...
Самодовольный хриплый смех,
На хищных пальцах бриллианты...
И снова на устах у всех,
«Mein
Gott! Ах, эти эмигранты!»
А пестрый
виленский навоз,
Вплывающий на
две недели
Для биржевых
метаморфоз,
Для сахарина и
фланели?
Полны их ржаньем все сады
И все гостиницы-гиганты...
И вновь шипят на все лады:
«Mein
Gott! Ах, эти эмигранты!»
Галдят
по-русски? Суд готов.
Каких еще искать
резонов?
У эмигрантов нет
значков,
Как у собак и
фаэтонов.
Мы европейцев не виним.
Как занести им в прейскуранты –
Кто властный хам, кто пилигрим?
«Mein
Gott! Ах, эти эмигранты!»
Но если
иезуит-лихач,
Вчера кропавший
в «Общем деле»,
По новым вехам
дует вскачь
И мажет грязью
по панели:
«Ах, эмиграция! Вертеп!
Скандалы! Пьянство! Бриллианты!»,
Невольно крикнешь: «Шут! Ослеп?
Да разве вы-то – эмигранты?..»
<1922>
__________
*«Мой Бог!» (нем.)