Высоко
над Гейдельбергом,
В
тихом горном пансионе,
Я
живу, как институтка,
Благородно
и легко.
С
«Голубым Крестом» в союзе
Здесь
воюют с алкоголем, –
Я же,
ради дешевизны,
Им
сочувствую вполне.
Ранним
утром три служанки
И
хозяин и хозяйка
Мучат
Господа псалмами
С
фисгармонией не в тон.
После
пения хозяин
Кормит
кроликов умильно,
А по
пятницам их режет
Под
навесом у стены.
Перед
кофе не гнусавят,
Но
зато перед обедом
Снова
Бога обижают
Сквернопением
в стихах.
На
листах вдоль стен столовой
Пламенеют
почки пьяниц,
И
сердца их и печенки...
Даже
портят аппетит!
Но,
привыкнув постепенно,
Я
смотрю на них с любовью,
С
глубочайшим уваженьем
И с
сочувственной тоской...
Суп с
крыжовником ужасен,
Вермишель
с сиропом – тоже,
Но
чернила с рыбьим жиром
Всех
напитков их вкусней!
Здесь
поят сырой водою,
Молочком,
цикорным кофе,
И
кощунственным отваром
Из
овса и ячменя.
О,
когда на райских клумбах
Подают
такую гадость, –
Лучше
жидкое железо
Пить
с блудницами в аду!
Иногда
спускаюсь в город.
Надуваюсь
бодрым пивом
И
ехидно подымаюсь
Слушать
пресные псалмы.
Горячо
и запинаясь,
Восхищаюсь
их Вильгельмом, –
А
печенки грешных пьяниц
Мне
моргают со стены...
Так,
над тихим Гейдельбергом
В
тихом горном пансионе,
Я
живу, как римский папа,
Свято,
праздно и легко.
Вот
сейчас я влез в перину
И
смотрю в карниз, как ангел:
В
чреве томно стонет солод
И
бульбулькает вода.
Чу,
внизу опять гнусавят.
Всем
друзьям и незнакомым,
Мошкам,
птичкам и собачкам
Отпускаю
все грехи...
<1910>