1
МОЙ ПОРТРЕТ
Любовь водила
Вашею рукою,
Когда писали
этот Вы портрет,
Ни от кого лица
теперь не скрою,
Никто не скажет:
«Не любил он, нет».
Клеймом любви
навек запечатленны
Черты мои под
Вашею рукой:
Глаза глядят,
одной мечтой плененны,
И беспокоен
мертвый их покой.
Венок за
головой, открыты губы,
Два ангела
напрасных за спиной.
Не поразит мой
слух ни гром, ни трубы,
Ни тихий зов
куда-то в край иной.
Лишь слышу голос
Ваш, о Вас мечтаю,
На Вас направлен
взгляд недвижных глаз.
Я пламенею,
холодею, таю,
Лишь приближаясь
к Вам, касаясь Вас,
И скажут все,
забывши о запрете,
Смотря на смуглый,
томный мой овал:
«Одним любовь
водила при портрете –
Другой – его
любовью колдовал».
2
В ТЕАТРЕ
Переходы,
коридоры, уборные,
Лестница витая,
полутемная;
Разговоры, споры
упорные,
На дверях
занавески нескромные.
Пахнет пылью,
скипидаром, белилами,
Издали доносятся
овации,
Балкончик с
шаткими перилами,
Чтоб смотреть на
полу декорации.
Долгие часы
ожидания,
Болтовня с
маленькими актрисами,
По уборным, по
фойе блуждание,
То в мастерской,
то за кулисами.
Вы придете
совсем неожиданно,
Звонко стуча по
коридору, –
О, сколько
значенья придано
Походке, улыбке,
взору!
Сладко быть при
всех поцелованным.
С приветом,
казалось бы, бездушным,
Сердцем внимать
окованным
Милым словам
равнодушным.
Как люблю я
стены посыревшие
Белого
зрительного зала,
Сукна на сцене
серевшие,
Ревности жало!
3
НА ВЕЧЕРЕ
Вы и я, и
толстая дама,
Тихонько
затворивши двери,
Удалились от
общего гама.
Я играл Вам свои
«Куранты»,
Поминутно
скрипели двери,
Приходили
модницы и франты.
Я понял Ваших
глаз намеки,
И мы вместе вышли
за двери,
И все нам вдруг
стали далёки.
У рояля толстая
дама осталась,
Франты стадом
толпились у двери,
Тонкая модница
громко смеялась.
Мы взошли по
лестнице темной,
Отворили
знакомые двери,
Ваша улыбка
стала более томной.
Занавесились
любовью очи,
Уже другие мы
заперли двери...
Если б чаще
бывали такие ночи!
4
СЧАСТЛИВЫЙ ДЕНЬ
Целый день
проведем мы сегодня вместе!
Трудно верить
такой радостной вести!
Вместе будем
ездить, ходить друг за другом следом:
Вы – в своей
голландской шапке, с пледом.
Вместе визиты, –
на улицах грязно...
Так любовно, так
пленительно-буржуазно!
Мы верны
правилам веселого быта –
И «Шабли во
льду» нами не позабыто.
Жалко, что вы не
любите «Вены»,
Но отчего
трепещу я какой-то измены?
Вы сегодня милы,
как никогда не бывали,
Лучше Вас другой
отыщется едва ли.
Приходите завтра,
приходите с Сапуновым, –
Милый друг,
каждый раз Вы мне кажетесь новым!
4
КАРТОННЫЙ ДОМИК
Мой друг уехал
без прощанья,
Оставив мне
картонный домик.
Милый подарок,
ты – намек или предсказанье?
Мой друг – бездушный
насмешник или нежный комик?
Что делать с
тобою, странное подношенье?
Зажгу свечу за
окнами из цветной бумаги.
Не сулишь ли ты
мне радости рожденье?
Не близки ли
короли-маги?
Ты – легкий,
разноцветный и прозрачный,
И блестишь,
когда я огонь в тебе зажигаю.
Без огня ты –
картонный и мрачный:
Верно ли я твой
намек понимаю?
А предсказание
твое – такое:
Взойдет звезда,
придут волхвы с золотом, ладаном и смирной,
Что же это может
значить другое,
Как не то, что
пришлют нам денег, достигнем любви, славы всемирной?
6
НЕСЧАСТНЫЙ ДЕНЬ
Я знаю, что у
Вас такие нравы:
Уехать не
простясь, вернуться тайно,
Вам любо
поступать необычайно, –
Но как Вам не
сказать, что Вы не правы?
Быть в том же
городе, так близко, близко, –
И не видать, не
слышать, не касаться,
Раз двадцать в
день к швейцару вниз спускаться,
Смотреть, пришла
ль столь жданная записка.
Нет, нет и нет!
чужие ходят с Вами,
И говорят, и
слышат без участья
То, что меня
ввергало б в трепет счастья,
И руку жмут
бездушными руками.
Извозчикам,
актерам, машинистам –
Вы всем открыты,
все Вас могут видеть,
Ну что ж, любви
я не хочу обидеть:
Я буду
терпеливым, верным, чистым.
7
МЕЧТЫ О МОСКВЕ
Розовый дом с голубыми
воротами;
Шапка голландская
с отворотами;
Милые руки, глаза
неверные,
Уста любимые (неужели
лицемерные?);
В комнате гардероб,
кровать двуспальная,
Из окна
мастерской видна улица дальняя;
В Вашей столовой
с лестницей внутренней
Так сладко пить
чай или кофей утренний;
Вместе целые
дни, близкие гости редкие,
Шум, смех,
пенье, остроты меткие;
Вдвоем по
переулкам снежным блуждания,
Долгим поцелуем
ночи начало и окончание.
8
УТЕШЕНИЕ
Я жалкой
радостью себя утешу,
Купив такую ж
шапку, как у Вас;
Ее на вешалку,
вздохнув, повешу
И вспоминать Вас
буду каждый раз.
Свое увидя
мельком отраженье,
Я удивлюсь, что
я не вижу Вас,
И дорисует вмиг
воображенье
Под шапкой взгляд
неверных, милых глаз.
И, проходя
случайно по передней,
Я вдруг пленюсь
несбыточной мечтой,
Я обольщусь
какой-то странной бредней:
«Вдруг он
приехал, в комнате уж той».
Мне видится
знакомая фигура,
Мне слышится Ваш
голос – то не сон, –
Но тотчас я
опять пройду понуро,
Пустой мечтой на
миг лишь обольщен.
И залу взглядом
обведу пустую:
Увы, стеклом был
лживый тот алмаз!
И лишь печально
отворот целую
Такой же шапки,
как была у Вас.
9
ЦЕЛЫЙ ДЕНЬ
Сегодня целый
день пробуду дома;
Я видеть не хочу
чужих людей,
Владеет мною
грустная истома,
И потерял я счет
несчастных дней.
Морозно, ясно,
солнце в окна светит,
Из детской
слышен шум и смех детей:
Письмо, которому
он не ответит,
Пишу я тихо в
комнате своей.
Я посижу немного
у Сережи,
Потом с сестрой,
в столовой, у себя, –
С минутой каждой
Вы мне всё дороже,
Забыв меня,
презревши, не любя.
Читаю книгу я,
не понимая,
И мысль одно и
то же мне твердит:
«Далек зимой
расцвет веселый мая,
Разлукою любовь
кто утвердит?»
Свет двух свечей
не гонит полумрака,
Печаль моя –
упорна и тупа.
И песенку пою я Далайрака
«Mon bien-aimé, hélas, ne revient pas»*
Вот ужин, чай,
холодная котлета,
Ленивый спор
домашних – я молчу;
И, совершив
обрядность туалета,
Скорей тушу унылую
свечу.
__________________
*«Мой любимый,
увы, не возвращается!» (фр.).
10
ЭПИЛОГ
Что делать с
вами, милые стихи?
Кончаетесь, едва
начавшись.
Счастливы все:
невесты, женихи,
Покойник мертв,
скончавшись.
В романах
строгих ясны все слова,
В конце –
большая точка;
Известно – кто
Арман, и кто вдова,
И чья Элиза
дочка.
Но в легком беге
повести моей
Нет стройности
намека,
Над пропастью
летит она вольней
Газели скока.
Слез не заметит
на моем лице
Читатель-плакса,
Судьбой не точка
ставится в конце,
А только клякса.
Ноябрь 1906-январь 1907