Вероятно, в жизни предыдущей
Я зарезал и отца и мать,
Если в этой – Боже Присносущий! –
Так позорно осуждён страдать.
Каждый день мой, как мертвец,
спокойный,
Все дела чужие, не мои,
Лишь томленье вовсе недостойной,
Вовсе платонической любви.
Ах, бежать бы, скрыться бы, как
вору,
В Африку, как прежде, как тогда,
Лечь под царственную сикомору
И не подниматься никогда.
Бархатом меня покроет вечер,
А луна оденет в серебро,
И быть может, не припомнит ветер,
Что когда-то я служил в бюро.
июль 1917