1
Я спрашивал мудрецов вселенной:
«Зачем солнце
греет?
зачем ветер
дует?
зачем люди
родятся?»
Отвечали мудрецы вселенной:
– Солнце греет
затем,
чтоб созревал хлеб
для пищи
и чтобы люди от
заразы мёрли.
Ветер дует
затем,
чтоб приводить
корабли к пристани дальней
и чтоб песком
засыпать караваны.
Люди родятся
затем,
чтоб расстаться
с милою жизнью
и чтоб от них
родились другие для смерти.
«Почему ж боги так всё создали?»
– Потому же,
почему в тебя
вложили желанье
задавать
праздные вопросы.
2
Что ж делать,
что багрянец
вечерних облаков
на зеленоватом
небе,
когда слева уж
виден месяц
и
космато-огромная звезда,
предвестница
ночи, –
быстро бледнеет,
тает
совсем на
глазах?
Что путь по
широкой дороге
между деревьев
мимо мельниц,
бывших когда-то
моими,
но променянных
на запястья тебе,
где мы едем с
тобой,
кончается там за
поворотом
хотя б и
приветливым
домом
совсем сейчас?
Что мои стихи,
дорогие мне,
так же, как
Каллимаху
и всякому
другому великому,
куда я влагаю
любовь и всю нежность,
и легкие от
богов мысли,
отрада утр моих,
когда небо ясно
и в окна пахнет
жасмином,
завтра
забудутся, как и
все?
Что перестану я
видеть
твое лицо,
слышать твой
голос?
что выльется
вино,
улетучатся
ароматы
и сами дорогие
ткани
истлеют
через столетья?
Разве меньше я
стану любить
эти милые
хрупкие вещи
за их тленность?
3
Как люблю я,
вечные боги,
прекрасный мир!
Как люблю я
солнце, тростники
и блеск
зеленоватого моря
сквозь тонкие
ветви акаций!
Как люблю я
книги (моих друзей),
тишину одинокого
жилища
и вид из окна
на дальние
дынные огороды!
Как люблю
пестроту толпы на площади,
крики, пенье и
солнце,
веселый смех
мальчиков, играющих в мяч!
Возвращенье
домой
после веселых прогулок,
поздно вечером,
при первых
звездах,
мимо уже
освещенных гостиниц
с уже далеким
другом!
Как люблю я,
вечные боги,
светлую печаль,
любовь до
завтра,
смерть без
сожаленья о жизни,
где всё мило,
которую люблю я,
клянусь Дионисом,
всею силою
сердца
и милой плоти!
4
Сладко умереть
на поле битвы
при свисте стрел
и копий,
когда звучит
труба
и солнце светит,
в полдень,
умирая для славы
отчизны
и слыша вокруг:
«Прощай, герой!»
Сладко умереть
маститым старцем
в том же доме,
на той же
кровати,
где родились и
умерли деды,
окруженным
детьми,
ставшими уже мужами,
и слыша вокруг:
«Прощай, отец!»
Но еще слаще,
еще мудрее,
истративши всё
именье,
продавши
последнюю мельницу
для той,
которую завтра
забыл бы,
вернувшись
после веселой
прогулки
в уже проданный
дом,
поужинать
и, прочитав
рассказ Апулея
в сто первый
раз,
в теплой
душистой ванне,
не слыша никаких
прощаний,
открыть себе
жилы;
и чтоб в длинное
окно у потолка
пахло левкоями,
светила заря
и вдалеке были
слышны флейты.
5
Солнце, солнце,
божественный
Ра-Гелиос,
тобою веселятся
сердца царей и
героев,
тебе ржут
священные кони,
тебе поют гимны
в Гелиополе;
когда ты
светишь,
ящерицы
выползают на камни
и мальчики идут
со смехом
купаться к Нилу.
Солнце, солнце,
я – бледный
писец,
библиотечный
затворник,
но я люблю тебя,
солнце, не меньше,
чем загорелый
моряк,
пахнущий рыбой и
соленой водою,
и не меньше,
чем его
привычное сердце
ликует
при царственном
твоем восходе
из океана,
мое трепещет,
когда твой
пыльный, но пламенный луч
скользнет
сквозь узкое
окно у потолка
на исписанный
лист
и мою тонкую
желтоватую руку,
выводящую
киноварью
первую букву
гимна тебе,
о Ра-Гелиос,
солнце!