1
С тех пор как
ты, без ввода во владенье,
Владеешь крепко
так моей душой,
Я чувствую, что
целиком я – твой,
Что всё твое:
поступки, мысли, пенье.
Быть может, это
не твое хотенье –
Владеть моею
жизнью и мечтой,
Но, оказавшись
под твоей рукой,
Я чувствую
невольное волненье:
Теперь, что я ни
делаю – творю
Я как слуга
твой, потому блаженство
В том для меня,
чтоб, что ни говорю,
Ни делаю – все
было совершенство.
Хожу ли я, сижу,
пишу ль, читаю –
Всё перлом быть
должно – и я страдаю.
2
Ни бледность
щек, ни тусклый блеск очей
Моей любви
печальной не расскажут
И, как плуты-приказчики,
покажут
Лишь одну сотую
тоски моей.
Ах, где надежды
благостный елей?
Пусть раны те им
бережно помажут,
Пускай врачи,
заботливо накажут,
Чтоб в комнате
не слышалось речей.
Пускай внесут
портрет, столь сердцу милый,
Зеленая завеса
на окно;
И звуки песни
сладкой и унылой,
Когда-то
слышанной, давно... давно...
Но лживы все
слова, как женский глаз...
Моя печаль
сильнее в сотни раз!..
3
Твой взор – как
царь Мидас – чего коснется,
Всё в золото
чудесно обратит.
Так искра, в
камне скрыта, тихо спит,
Пока от молота
вдруг не проснется.
Израиль Моисея
так дождется –
И из скалы
источник побежит.
Про чудо равное
всё говорит,
Куда пытливый
взор ни обернется...
Ты всё, чего
коснешься, золотишь,
Всё освящаешь,
даже не желая,
И мне ты золотым
же быть велишь,
А я не золочусь,
стыдом сгорая.
Без скромности
уж я не золотой,
Не золотым же я
– обидчик твой.
4
Врач мудрый нам
открыл секрет природы:
«Что заставляет
нас в болезнь впадать,
То,
растворенное, и облегченье дать
Нам может», – и
целятся тем народы.
Но не одни
телесные невзгоды
Закону отдала природа-мать,
Покорно голосу
ее внимать
Лишь люди не
сумели долги годы.
А так легко:
твой взор печаль мне дал,
И радость им же
может возвратиться.
Ведь тут не
лабиринт, где сам Дедал,
Строитель
хитрый, мог бы заблудиться.
С разлукой лишь
не знаю, как мне быть.
Или разлукою с разлукою
целить?
5
Ах, я любви
ленивый ученик!
Мне целой азбуки
совсем не надо:
Двух первых букв
довольно мне для склада,
И с ними я всю
жизнь свою проник.
Ничтожен ли мой
труд или велик,
Одна моим
стараниям отрада,
Одна блестит
желанная награда:
Чтоб А и Б
задумались на миг,
Не о строках
моих, простых и бедных,
Где я неловко
ставлю робкий стих
В ряды метафор
суетных и бледных,
Не о любви, что
светит через них.
А чтоб не
говорить, что мы лукавим,
Меж А и Б мы
букву Д поставим.
6
Читаю ли я «Флор
и Бланшефлор»,
Брожу ль за
Дантом по ступеням ада,
Иль Монтеверди,
смелых душ отрада,
Меня пленяет,
как нездешний хор.
Плетет ли свой причудливый
узор
Любви и подвигов
Шехеразада,
Иль блеск
осенний вянущего сада
К себе влечет
мой прихотливый взор,
Эроса торс, подростки
Ботичелли
Иль красота
мелькнувшего лица, –
То вверх, то
вниз, как зыбкие качели,
Скользящие
мечтанья мудреца, –
Приводят мне на
мысль одно и то же:
Что светлый взор
твой мне всего дороже.
7
Как Порции
шкатулка золотая
Искателей любви ввела
в обман
И счастия залог
тому был дан,
Кем выбрана
шкатулочка простая,
И как жида
каморка запертая
Хранит Челлини
дивного стакан,
И с бирюзою
тайный талисман,
И редкие
диковины Китая.
Зерно кокоса в
грубой спит коре,
Но мягче молока
наш вкус ласкает.
И как алмазы
кроются в горе,
Моя душа клад
чудный сохраняет.
Открой мне грудь
– и явится тебе,
Что в сердце у
меня горят: А. Б.
8
Я не с готовым
платьем магазин,
Где всё что
хочешь можно взять померить
И где нельзя
божбе торговца верить;
Я – не для всех,
заказчик мой один.
Всех помыслов
моих он господин,
Пред ним нельзя
ни лгать, ни лицемерить,
Власть нежную
его вполне измерить
Тот может лишь,
над кем он властелин.
Ему я пеструю
одежду шью,
Но складки
легкие кладу неровно,
Ему я сладостно
и горько слезы лью,
О нем мечтаю
свято и любовно.
Я мудрый швец
(заказчик мой один),
А не с готовым
платьем магазин.
9
Не для того я в
творчество бросаюсь,
Чтоб в том
восторге позабыть тебя,
Но и в разлуке
пламенно любя,
В своих мечтах
тобой же окрыляюсь.
Неверности к
тебе не опасаюсь,
Так смело я
ручаюсь за себя,
И, всё чужое в
сердце истребя,
Искусства я
рукой твоей касаюсь.
Но иногда
рожденные тобою
Так властны
образы... дух пламенеет,
В душе тогда,
охваченной мечтою,
В каком-то свете
образ свой темнеет.
Но чем полней
тебя я забываю,
Тем ближе я
тогда к тебе бываю.
10
Твое письмо!.. о
светлые ключи!
Родник воды
живой в пустыне жаркой!
Где мне найти,
не будучи Петраркой,
Блеск жгучих
слов, как острые мечи?
Ты, ревность
жалкая, молчи, молчи...
Как сладко в
летний день, сухой и яркий,
Мечтать на
форуме под старой аркой,
Где не палят
жестокие лучи.
Опять я вижу
строчек ряд небрежных,
Простые мысли,
фразы без затей.
И, полон дум
таинственных и нежных,
Смотрю, как на
играющих детей...
Твое письмо я
вновь и вновь читаю,
Как будто прядь
волос перебираю.
11
Как без любви
встречать весны приход,
Скажите мне, кто
сердцем очерствели,
Когда трава
выходит еле-еле,
Когда шумит
веселый ледоход?
Как без любви
скользить по глади вод,
Оставив весла,
без руля, без цели?
Шекспир
влюбленным ярче не вдвойне ли?
А без любви нам
горек сладкий мед.
Как без любви пускаться
в дальный путь?
Не знать ни
бледности, ни вдруг румянцев,
Не ждать письма,
ни разу не вздохнуть
При мадригалах
старых итальянцев!
И без любви как можете
вы жить,
Кто не любил иль
перестал любить?..
12
Высокий холм
стоит в конце дороги.
Его достигнув,
всякий обернется
И на пройденный
путь, что в поле вьется,
Глядит,
исполненный немой тревоги.
И у одних
подкосятся здесь ноги,
А у других
весельем сердце бьется,
И свет любви из
глаз их ярко льется, –
А те стоят
угрюмы и убоги.
И всем дорога
кажется не равной:
Одним – как сад
тенистый и цветущий,
Другим – как бег
тропинки своенравной,
То степью
плоской, жгучей и гнетущей,
Но залитые
райским светом дали –
Тем, кто в пути
любили и страдали.
13
Из моего окна в
вечерний час,
Когда полнеба
пламенем объято,
Мне видится
далекий Сан-Миньято,
И от него не
оторвать мне глаз.
Уже давно
последний луч погас,
А я всё жду
какого-то возврата,
Не видя бледности
потухшего заката,
Смотрю ревниво,
как в последний раз.
И где бы ни был
я, везде, повсюду
Меня манит тот
белый дальний храм,
И не дивлюся я
такому чуду:
Одно по всем
дорогам и горам
Ты – Сан-Миньято
сердца моего,
И от тебя не
оторвать его.
14
Любим тобою я – так
что мне грозы?
Разлука долгая –
лишь краткий миг,
Я головой в
печали не поник:
С любовью – что
запреты? что угрозы?
Я буду рыцарь
чаши, рыцарь розы,
Я благодарный,
вечный твой должник.
Я в сад души
твоей с ножом проник,
Где гнулись ждавшие
точила лозы.
И время будет: в
пьяное вино
Любовь и слезы
дивно обратятся.
Воочию там ты и
я – одно;
Разлука там и
встреча примирятся.
Твоя любовь – залог,
надежда блещет,
Что ж сердце в
страхе глупое трепещет?
15. SINE SOLE
SILEO
(Надпись на солнечных
часах)
«Без солнца я
молчу. При солнце властном
Его шаги я
рабски отмечаю,
Я ночью на
вопрос не отвечаю
И робко умолкаю
днем ненастным.
Всем людям: и
счастливым, и несчастным,
Я в яркий
полдень смерть напоминаю,
Я мерно их труды
распределяю,
И жизнь их
вьется ручейком прекрасным».
– Ах, жалкий
счетчик мелочей ненужных,
Я не сравнюсь с
тобой, хоть мы похожи!
Я не зову
трусливых и недужных,
В мой дом лишь
смелый и любивший вхожи.
И днем и ночью,
в вёдро иль ненастье
Кричу о
беззакатном солнце счастья.
16
Прекрасен я
твоею красотою,
Твое же имя
славится моим.
Как на весах, с
тобою мы стоим
И каждый
говорит: «Тебя я стою».
Мы связаны любовью
не простою,
И был наш
договор от всех таим,
Но чтоб весь мир
был красотой палим,
Пусть вспыхнет пламень,
спящий под золою.
И в той стране,
где ты и я одно,
Смешались чудно
жертва и убийца,
Сосуд
наполненный и красное вино,
Иконы и молитва
византийца,
И, тайну вещую
пленительно тая,
Моя любовь и
красота твоя.
17
Сегодня утром
встал я странно весел,
И легкий сон
меня развел со скукой.
Мне снилось,
будто с быстрою фелукой
Я подвигаюсь
взмахом легких весел.
И горы (будто
чародей подвесил
Их над волнами
тайною наукой)
Вдали синели.
Друг мой бледнорукий
Был здесь со
мной, и был я странно весел.
Я видел остров в
голубом тумане,
Я слышал звук
трубы и кóней ржанье,
И близко голос
твой и всплески весел.
И вот проснулся,
всё еще в обмане,
И так легко мне
от того свиданья,
Как будто крылья
кто к ногам привесил.
<1904-1905>