Салон шумел
веселым ульем,
В дверях мужчин
теснился строй,
Манил глаза
живой игрой
Ряд пышных дам
по желтым стульям.
К камину
опершись, поэт
Читал поэму
томным девам:
Старушки думали:
«Ну где вам
Вздохнуть, как
мы, ему в ответ?»
В длиннейшем
сюртуке политик
Юнцов
гражданских поучал,
А в кресле
дедовском скучал
Озлобленный и
хмурый критик.
Седой старик
невдалеке
Вел оживленную
беседу,
То наклоняяся к соседу,
То прикасаяся к
руке,
А собеседником послушным
Был из провинции
аббат,
В рябинах, низок
и горбат,
С лицом живым и простодушным.
Их разговор меня
привлек
Какой-то
странной остротою, –
Так, утомленный
темнотою,
Влечется к лампе
мотылек.
Но вдруг живой
мотив «редовы»
Задорно воздух пронизал,
–
И дамы высыпали
в зал:
Замужние,
девицы, вдовы.
Шуршанье платьев,
звяки шпор,
Жемчужных плеч и
рук мельканье,
Эгреток бойкое
блистанье,
И взгляды
страстные в упор...
Духов и тел
томящий запах,
Как облак
душный, поднялся,
А разговор меж
тем велся
О власти Рима и
о папах.
И старца пламенная
речь
Таким огнем была
повита,
Что, мнилось,
может из гранита
Родник
живительный иссечь.
И я, смущенье
одолев,
Спросил у спутника:
«Кто это?»
Сквозь стекла поглядев
лорнета,
Он отвечал: «Де
Местр, Жозеф».