Вот, молодые
господа,
Сегодня я пришел
сюда,
Чтоб показать и
рассказать
И всячески собой
занять.
Я стар, конечно,
вам не пара,
Но все-таки
доверьтесь мне:
Ведь часто то,
что слишком старо,
Играет с
детством наравне.
Что близко, то позабываю,
Что далеко, то
вспоминаю,
И каждый день, и
каждый час
Приводит новый
мне рассказ.
Я помню детское
окошко
И ласку
материнских рук,
Клубком играющую
кошку
И нянькин расписной
сундук.
Как спать тепло,
светло и сладко,
Когда в углу
горит лампадка
И звонко так
издалека
Несется пенье петуха.
И всё яснее с
каждым годом
Я вспоминаю
старый дом,
И в доме комнату
с комодом,
И спинки стульев
под окном.
На подзеркальнике
пастушка,
Голубоглазая
вострушка.
И рядом,
глянцевит и чист,
Стоит влюбленный
трубочист.
Им строго
(рожа-то не наша)
Китайский
кланялся папаша.
Со шкапа же
глядела гордо
Урода сморщенная
морда.
Верьте, куклы могут жить,
Двигаться и говорить,
Могут плакать и смеяться,
Но на всё есть свой же час,
И живут они без нас,
А при нас всего боятся.
Как полягут все в постель,
Таракан покинет щель.
Заскребутся тихо мыши, –
Вдруг зардеет краска щек,
Разовьется волосок, –
Куклы вздрогнут... тише, тише!
От игрушек шкапик «крак»,
Деревянный мягче фрак,
Из фарфора легче юбки,
Все коровы враз мычат,
Егеря в рога трубят,
К потолку порхнут голубки...
Смехи, писки, треск бичей,
Ярче елочных свечей
Генералов эполеты...
Гусар, саблей не греми:
За рояль бежит Мими,
Вертят спицами кареты...
Теперь смотрите
лучше, дети,
Как плутоваты
куклы эти!
При нас как
мертвые сидят,
Не ходят и не
говорят,
Но мы назло,
поверьте, им
Всех хитрецов
перехитрим,
Перехитрим да и
накажем,
Все шалости их
вам покажем.
Давно уж солнце
закатилось,
Сквозь шторы
светится луна,
Вот няня на ночь
помолилась,
Спокойного
желает сна,
Погасла лампа уж
у папы,
Ушла и горничная
спать,
Скребутся
тоненькие лапы
Мышат о нянькину
кровать.
Трещит в
столовой половица,
И мне, и вам,
друзья, не спится.
Чу, музыка! иль
это сон?
Какой-то он?
Какой-то он?
1918