1
Имя твое – птица
в руке,
Имя твое –
льдинка на языке,
Одно
единственное движенье губ,
Имя твое – пять
букв.
Мячик, пойманный
на лету,
Серебряный
бубенец во рту,
Камень, кинутый
в тихий пруд,
Всхлипнет так,
как тебя зовут.
В легком
щелканье ночных копыт
Громкое имя твое
гремит.
И назовет его
нам в висок
Звонко щелкающий
курок.
Имя твое – ах,
нельзя! –
Имя твое –
поцелуй в глаза,
В нежную стужу
недвижных век,
Имя твое –
поцелуй в снег.
Ключевой,
ледяной, голубой глоток…
С именем твоим –
сон глубок.
15 апреля 1916
2
Нежный призрак,
Рыцарь без
укоризны,
Кем ты призван
В мою молодую
жизнь?
Во мгле сизой
Стоишь, ризой
Снеговой одет.
То не ветер
Гонит меня по
городу,
Ох, уж третий
Вечер я чую вóрога.
Голубоглазый
Меня сглазил
Снеговой певец.
Снежный лебедь
Мне пóд ноги
перья стелет.
Перья реют
И медленно
никнут в снег.
Так по перьям,
Иду к двери,
За которой –
смерть.
Он поет мне
За синими
окнами,
Он поет мне
Бубенцами
далекими,
Длинным криком,
Лебединым кликом
–
Зовет.
Милый призрак!
Я знаю, что все
мне снится.
Сделай милость:
Аминь, аминь,
рассыпься!
Аминь.
1 мая 1916
3
Ты проходишь на
Запад Солнца,
Ты увидишь
вечерний свет,
Ты проходишь на
Запад Солнца,
И метель заметает
след.
Мимо окон моих –
бесстрастный –
Ты пройдешь в
снеговой тиши,
Божий праведник
мой прекрасный,
Свете тихий моей
души.
Я на душу твою –
не зарюсь!
Нерушима твоя
стезя.
В руку, бледную
от лобзаний,
Не вобью своего
гвоздя.
И по имени не окликну,
И руками не
потянусь.
Восковому
святому лику
Только издали
поклонюсь.
И, под медленным
снегом стоя,
Опущусь на
колени в снег,
И во имя твое
святое,
Поцелую вечерний
снег. –
Там, где
поступью величавой
Ты прошел в
гробовой тиши,
Свете тихий –
святыя славы –
Вседержитель
моей души.
2 мая 1916
4
Зверю – берлога,
Страннику –
дорога,
Мертвому –
дроги.
Каждому – свое.
Женщине –
лукавить,
Царю – править,
Мне – славить
Имя твое.
2 мая 1916
5
У меня в Москве
– купола горят!
У меня в Москве
– колокола звонят!
И гробницы в ряд
у меня стоят, –
В них царицы
спят, и цари.
И не знаешь ты,
что зарей в Кремле
Легче дышится –
чем на всей земле!
И не знаешь ты,
что зарей в Кремле
Я молюсь тебе –
до зари!
И проходишь ты
над своей Невой
О ту пору, как над
рекой-Москвой
Я стою с
опущенной головой,
И слипаются
фонари.
Всей бессонницей
я тебя люблю,
Всей бессонницей
я тебе внемлю –
О ту пору, как
по всему Кремлю
Просыпаются
звонари…
Но моя река – да
с твоей рекой,
Но моя рука – да
с твоей рукой
Не сойдутся,
Радость моя, доколь
Не догонит заря
– зари.
7 мая 1916
6
Думали –
человек!
И умереть
заставили.
Умер теперь,
навек.
– Плачьте о
мертвом ангеле!
Он на закате дня
Пел красоту
вечернюю.
Три восковых
огня
Треплются,
лицемерные.
Шли от него лучи
–
Жаркие струны пó
снегу!
Три восковых
свечи –
Солнцу-то!
Светоносному!
О поглядите, кáк
Веки ввалились
темные!
О поглядите, кáк
Крылья его
поломаны!
Черный читает
чтец,
Крестятся руки
праздные…
– Мертвый лежит
певец
И воскресенье празднует.
9 мая 1916
7
Должно быть – за
той рощей
Деревня, где я
жила,
Должно быть –
любовь проще
И легче, чем я
ждала.
– Эй, идолы,
чтоб вы сдохли! –
Привстал и занес
кнут,
И окрику вслед –
óхлест,
И вновь бубенцы
поют.
Над валким и
жалким хлебом
За жердью встает
– жердь.
И проволока под
небом
Поет и поет
смерть.
13 мая 1916
8
И тучи оводов
вокруг равнодушных кляч,
И ветром вздутый
калужский родной кумач,
И посвист
перепелов, и большое небо,
И волны
колоколов над волнами хлеба,
И толк о немце,
доколе не надоест,
И желтый-желтый
– за синею рощей – крест,
И сладкий жар, и
такое на всем сиянье,
И имя твое,
звучащее словно: ангел.
18 мая 1916
9
Как слабый луч
сквозь черный морок адов –
Так голос твой
под рокот рвущихся снарядов.
И вот в громах,
как некий серафим,
Оповещает
голосом глухим, –
Откуда-то из
древних утр туманных –
Как нас любил,
слепых и безымянных,
За синий плащ,
за вероломства – грех…
И как нежнее
всех – ту, глубже всех
В ночь канувшую
– на дела лихие!
И как не
разлюбил тебя, Россия.
И вдоль виска –
потерянным перстом
Все водит,
водит… И еще о том,
Какие дни нас
ждут, как Бог обманет,
Как станешь
солнце звать – и как не встанет…
Так, узником с
собой наедине
(Или ребенок
говорит во сне?),
Предстало нам –
всей площади широкой! –
Святое сердце
Александра Блока.
9 мая 1920
10
Вот он – гляди –
уставший от чужбин,
Вождь без
дружин.
Вот – горстью
пьет из горной быстрины –
Князь без
страны.
Там всё ему: и
княжество, и рать,
И хлеб, и мать.
Красно твое
наследие, – владей,
Друг без друзей!
15 августа 1921
11
Останешься нам
иноком:
Хорошеньким,
любименьким,
Требником
рукописным,
Ларчиком
кипарисным.
Всем – до единой
– женщинам,
Им, ласточкам,
нам, венчанным,
Нам, злату, тем,
сединам,
Всем – до единой
– сыном
Останешься, всем
– первенцем,
Покинувшим,
отвергнувшим,
Посохом нашим
странным,
Странником нашим
ранним.
Всем нам с
короткой надписью
Крест на
Смоленском кладбище
Искать, всем
никнуть в чéред,
Всем, ………, не
верить.
Всем – сыном,
всем – наследником,
Всем –
первеньким, последненьким.
15 августа 1921
12
Други его – не
тревожьте его!
Слуги его – не
тревожьте его!
Было так ясно на
лике его:
Царство мое не
от мира сего.
Вещие вьюги
кружили вдоль жил,
Плечи сутулые
гнулись от крыл,
В певчую
прорезь, в запекшийся пыл –
Лебедем душу
свою упустил!
Падай же, падай
же, тяжкая медь!
Крылья изведали
право: лететь!
Губы, кричавшие
слово: ответь! –
Знают, что этого
нет – умереть!
Зори пьет, море
пьет – в полную сыть
Бражничает. –
Панихид не служить!
У навсегда
повелевшего: быть! –
Хлеба достанет
его накормить!
15 августа 1921
13
А над равниной –
Крик лебединый.
Матерь, ужель не
узнала сына?
Это с заоблачной
– он – версты,
Это последнее –
он – прости.
А над равниной –
Вещая вьюга.
Дева, ужель не
узнала друга?
Рваные ризы,
крыло в крови…
Это последнее
он: – Живи!
Над окаянной –
Взлет осиянный.
Праведник душу
урвал – осанна!
Каторжник
койку-обрел-теплынь.
Пасынок к матери
в дом. – Аминь.
Между 15 и 25 августа 1921
14
Не проломанное
ребро –
Переломленное
крыло.
Не
расстрельщиками навылет
Грудь
простреленная. Не вынуть
Этой пули. Не
чинят крыл.
Изуродованный
ходил.
*
* *
Цепок, цепок
венец из терний!
Что усопшему –
трепет черни,
Женской лести
лебяжий пух…
Проходил, одинок
и глух,
Замораживая
закаты
Пустотою
безглазых статуй.
Лишь одно еще в
нем жило:
Переломленное
крыло.
Между 15 и 25 августа 1921
15
Без зова, без
слова, –
Как кровельщик
падает с крыш.
А может быть,
снова
Пришел, – в
колыбели лежишь?
Горишь и не
меркнешь,
Светильник
немногих недель…
Какая из
смертных
Качает твою
колыбель?
Блаженная
тяжесть!
Пророческий
певчий камыш!
О, кто мне
расскажет,
В какой колыбели
лежишь?
«Покамест не
продан!»
Лишь с ревностью
этой в уме
Великим обходом
Пойду по российской
земле.
Полночные страны
Пройду из конца
и в конец.
Где
рот-его-рана,
Очей синеватый
свинец?
Схватить его!
Крепче!
Любить и любить
его лишь!
О, кто мне
нашепчет,
В какой колыбели
лежишь?
Жемчужные зерна,
Кисейная сонная
сень.
Не лавром, а
терном –
Чепца острозубая
тень.
Не полог, а
птица
Раскрыла два
белых крыла!
– И снова
родиться,
Чтоб снова
метель замела?!
Рвануть его!
Выше!
Держать! Не
отдать его лишь!
О, кто мне
надышит,
В какой колыбели
лежишь?
А может быть,
ложен
Мой подвиг, и
даром – труды.
Как в землю
положен,
Быть может, –
проспишь до трубы.
Огромную
впалость
Висков твоих –
вижу опять.
Такую усталость –
Ее и трубой не
поднять!
Державная
пажить,
Надежная, ржавая
тишь.
Мне сторож
покажет,
В какой колыбели
лежишь.
22 ноября 1921
16
Как сонный, как
пьяный,
Врасплох, не
готовясь.
Височные ямы:
Бессонная
совесть.
Пустые глазницы:
Мертво и светло.
Сновидца,
всевидца
Пустое стекло.
Не ты ли
Ее шелестящей
хламиды
Не вынес –
Обратным ущельем
Аида?
Не эта ль,
Серебряным
звоном полна,
Вдоль сонного
Гебра
Плыла голова?
25 ноября 1921
17
Так, Господи! И
мой обол
Прими на
утвержденье храма.
Не свой любовный
произвол
Пою – своей
отчизны рану.
Не скаредника
ржавый ларь –
Гранит, коленами
протертый.
Всем отданы
герой и царь,
Всем – праведник
– певец – и мертвый.
Днепром
разламывая лед,
Гробовым не
смущаясь тесом,
Русь – Пасхою к
тебе плывет,
Разливом
тысячеголосым.
Так, сердце,
плачь и славословь!
Пусть вопль твой
– тысяча который? –
Ревнует смертная
любовь.
Другая –
радуется хору.
2 декабря 1921