Молоко
на губах не обсохло,
День
и ночь в барабан колочу.
Мать
от грохота было оглохла,
А
отец потрепал по плечу.
Мать
и плачет и стонет и тужит,
Но
отцовское слово – закон:
–
Пусть идет Императору служит, –
Барабанщиком,
видно, рожден.
Брали
сотнями царства, – столицы
Мимоходом
совали в карман.
Порешили
судьбу Аустерлица
Двое:
солнце – и мой барабан.
Полегло
же нас там, полегло же
За
величье имперских знамен!
Веселись,
барабанная кожа!
Барабанщиком,
видно, рожден!
Загоняли
мы немца в берлогу.
Всадник.
Я – барабанный салют.
Руки
скрещены. В шляпе трирогой.
–
Возраст? – Десять. – Не меньше ли, плут?
–
Был один, – тоже ростом не вышел.
Выше
солнца теперь вознесен!
–
Ты потише, дружочек, потише!
Барабанщиком,
видно, рожден!
Отступилась
от нас Богоматерь,
Не
пошла к московитским волкам.
Дальше
– хуже. В плену – Император,
На
отчаянье верным полкам.
И
молчит собеседник мой лучший,
Сей
рукою к стене пригвожден.
И
никто не побьет в него ручкой:
Барабанщиком,
видно, рожден!
12 ноября 1918