А над Волгой – ночь,
А над Волгой – сон.
Расстелили ковры узорные,
И возлег на них атаман с княжной
Персиянкою – Брови Черные.
И не видно звезд, и не слышно
волн,
Только весла да темь кромешная!
И уносит в ночь атаманов челн
Персиянскую душу грешную.
И услышала
Ночь – такую речь:
– Аль не хочешь, что ль,
Потеснее лечь?
Ты меж наших баб –
Что жемчужинка!
Аль уж страшен так?
Я твой вечный раб,
Персияночка!
Полоняночка!
======
А она – брови насупила,
Брови длинные.
А она – очи потупила
Персиянские.
И из уст ее –
Только вздох один.
– Джаль-Эддин!
======
А над Волгой – заря румяная,
А над Волгой – рай.
И грохочет ватага пьяная:
– Атаман, вставай!
Належался с басурманскою собакою!
Вишь, глаза-то у красавицы
наплаканы!
А она – что смерть,
Рот закушен в кровь. –
Так и ходит атаманова крутая
бровь.
– Не поладила ты с нашею
постелью,
Так поладь, собака, с нашею
купелью!
В небе-то – ясно,
Темно – на дне.
Красный один
Башмачок на корме.
И стоит Степан – ровно грозный
дуб,
Побелел Степан – аж до самых губ.
Закачался, зашатался. – Ох,
томно!
Поддержите, нехристи, – в очах тёмно!
Вот и вся тебе персияночка,
Полоняночка.
25
апреля 1917