О, вновь родясь, она
пьянит сердца,
Внушая мысль, что
жизнь – одна влюбленность.
Когда же мы достигнем
до конца,
Погаснув, мы находим
обновленность.
Ущербная, устав лучом
пленять,
Она наводит ужас на
поэта,
И, сглазив душу, ей
дает понять,
Что можно все, что нет
ни в чем запрета.
Когда же закруглится
по краям,
Она горит как чаша
золотая,
В которой боги пить
дают богам,
Там, где любовь
бессмертно-молодая.
Еще, и вот – она, как
рдяный щит,
Как полнота пылающего
шара,
К болотам, к топям,
вниз, спешит, спешит,
Горит за лесом заревом
пожара.
Волнует жаб, меняет
вид живых,
Их делает похожими на
мертвых,
И в омутах двоится
роковых,
В затонах, западнями
распростертых.
Пугает беспредельной
тишиной,
Вздымает
безграничность океанов, –
И вновь горит
блистательной Луной,
В одежде из серебряных
туманов.