Стараясь выбирать
тенистые места,
Я ехал по лесу, и эта
красота
Деревьев, дремлющих в
полуденном покое,
Как бы недвижимо
купающихся в зное,
Меня баюкала, и в душу
мне проник
Дремотных помыслов
мерцающий родник.
Я вспомнил молодость...
Обычные мгновенья
Надежд, наивности,
влюбленности, забвенья,
Что светит пламенем
воздушно-голубым,
И превращается внезапно
в черный дым.
Зачем так памятно,
немою пеленою,
Виденья юности, вы
встали предо мною?
Уйдите. Мне нельзя
вернуться к чистоте,
И я уже не тот, и вы
уже не те.
Вы только призраки, вы
горькие упреки,
Терзанья совести,
просроченные сроки.
А я двойник себя, я
всадник на коне,
Бесцельно едущий –
куда? Кто скажет мне!
Все помню... Старый
сад... Цветы... Чуть дышат ветки...
Там счастье плакало в
заброшенной беседке,
Там кто-то был с лицом,
в котором боли нет,
С лицом моим – увы –
моим в шестнадцать лет.
Неподражаемо-стыдливые
свиданья,
Любви несознанной огонь
и трепетанья,
Слова, поющие в душе
лишь в те года,
«Люблю», «Я твой»,
«Твоя», «Мой милый», «Навсегда».
Как сладко вместе быть!
Как страшно сесть с ней рядом!
Как можно выразить всю
душу быстрым взглядом!
О, сказкой ставшая,
поблекнувшая быль!
О, крылья бабочки, с
которых стерлась пыль!
Темней ложится тень,
сокрыт густым навесом
Родной мой старый сад,
смененный диким лесом.
Невинный шепот снов, ты
сердцем позабыт,
Я слышу грубый звук, я
слышу стук копыт.
То голос города, то гул
глухих страданий,
Рожденных сумраком
немых и тяжких зданий.
То голос призраков,
замученных тобой,
Кошмар, исполненный
уродливой борьбой,
Живое кладбище
блуждающих скелетов
С гнилым роскошеством
заученных ответов,
Очаг, в чью пасть идут
хлеба с кровавых нив,
Где слабым места нет,
где силен тот, кто лжив.
Но там есть счастие –
уйти бесповоротно,
Душой своей души, к
тому, что мимолетно,
Что светит радостью
иного бытия,
Мечтать, искать, и
ждать, – как сделал это я.
Мне грезились миры,
рожденные мечтою,
Я землю осенял своею
красотою,
Я всех любил, на все
склонял свой чуткий взор,
Но мрак уж двинулся, и
шел ко мне, как вор.
Мне стыдно плоскости
печальных приключений,
Вселенной жаждал я, а
мой вампирный гений
Был просто женщиной,
познавшей лишь одно,
Красивой женщиной,
привыкшей пить вино.
Она так медленно
раскидывала сети,
Мы веселились с ней, мы
были с ней как дети.
Пронизан солнцем был
ласкающий туман,
И я на шее вдруг
почувствовал аркан.
И пьянство дикое,
чумной порок России,
С непобедимостью
властительной стихии,
Меня низринуло с
лазурной высоты
В провалы низости,
тоски, и нищеты.
Иди, иди, мой конь.
Страшат воспоминанья.
Хочу забыть себя, убить
самосознанье.
Что пользы вспоминать
теперь, перед концом,
Что я случайно был и
мужем, и отцом,
Что хоронил детей, что
иногда, случайно...
О, нет, молчи, молчи!
Пусть лучше эта тайна
Умрет в тебе самом, как
умерло давно,
Что было так светло
Судьбой тебе дано.
Но где я? Что со мной?
Вокруг меня завеса
Непроницаемо-запутанного
леса,
Повсюду – острые и
цепкие концы
Ветвей, изогнутых и
сжатых, как щипцы.
Они назойливо царапают
и ранят,
Дорогу застят мне,
глаза мои туманят,
Встают преградою
смутившемуся дню,
Ложатся под ноги
взыгравшему коню.
Я вижу чудища за
ветхими стволами,
Они следят за мной,
мигают мне глазами,
С кривой улыбкою. –
Последний луч исчез.
Враждебным ропотом и
смехом полон лес.
Вершины шорохом
окутались растущим,
Как бы предчувствием
пред сумрачным грядущим.
И тучи зыбкие, на небе
голубом,
С змеистой молнией
рождают гул и гром.
Удар, еще удар, и вот
вблизи налево,
Исполнен ярости и
мстительного гнева,
Взметнулся огненный
пылающий язык.
В сухом валежнике как
будто чей-то крик,
Глухой и сдавленный,
раздался на мгновенье,
И замер. И кругом,
везде – огонь, шипенье,
Деревьев-факелов
кипящий дымный ад,
И бури бешеной
раскатистый набат.
Порвавши повода, средь чадного
тумана,
Как бы охваченный
прибоем океана,
Мой конь несет меня, и
странно-жутко мне
На этом взмыленном
испуганном коне.
Лесной пожар гудит. Я
понял предвещанье,
Перед душой моей вы
встали на прощанье,
О, тени прошлого! –
Простите же меня,
На страшном рубеже,
средь дыма и огня!