Когда я спал, ко мне
явился Дьявол,
И говорит: «Я сделал
все, что мог:
Искателем в морях
безвестных плавал, –
Как пилигрим, в
пустынях мял песок,
Ходил по тюрьмам,
избам, и больницам,
Все выполнил – и мой
окончен срок».
И мыслям как поющим
внемля птицам,
Я вопросил: «Ну, что
же? Отыскал?»
Но был он как-то
странно бледнолицым.
Из двух, друг в друга
смотрящих, зеркал
Глядели тени комнаты
застывшей,
Круг Месяца в окно из
них сверкал.
И Дьявол, бледный
облик свой склонивши,
Стоял как некий бог, и
зеркала
Тот лик зажгли,
двукратно повторивши.
Я чувствовал, что мгла
кругом жила,
Во мне конец с началом
были слиты,
И ночь была волнующе
светла.
Вокруг окна, волшебно
перевиты,
Качались виноградные
листы,
Под Месяцем как будто
кем забыты.
Предавшись чарам этой
красоты,
Какой-то мир увидел я
впервые,
И говорю: «Ну, что же?
Я и ты –
Все ты, да я, да ты:
полуживые,
Мы тянемся, мы думаем,
мы ждем.
Куда ж влекут нас цели
роковые?»
И он сказал:
«Назначенным путем,
Я проходил по
царственным озерам,
Смотрел, как травы
стынут подо льдом.
Я шел болотом, лугом,
полем, бором,
Бросался диким
коршуном со скал,
Вникал во все
меняющимся взором».
И я спросил «Ну, что
же? Отыскал?»
Но был он неизменно
бледнолицым,
И дрогнул лик его меж двух
зеркал.
Зарницы так
ответствуют зарницам.
«Что ж дальше?» И
ответил Дьявол мне:
«Я путь направил к
сказочным столицам.
Там бледны все, там
молятся Луне.
На всех телах там
пышные одежды.
Кругом – вода. Волна
поет волне.
Меж снов припоминаний
и надежды,
Алеют и целуются уста,
Сжимаются от
сладострастья вежды.
От века и до века –
красота,
Волшебницы подобные
тигрицам,
Там ласки, мысли,
звуки, и цвета».
И предан снам, их
стройным вереницам,
Воскликнул я: «Ну, что
же, отыскал?»
Но Дьявол оставался
бледнолицым!
Из двух, друг в друга
смотрящих, зеркал
Глядели сонмы
призраков сплетенных,
Как бы внезапно
стихнувший кагал.
Все тот же образ,
полный дум бессонных,
Дробился там, в
зеркальности, на дне,
Меняясь в сочетаньях
повторенных.
Сомнамбулы тянулись к
вышине,
И каждый дух похож был
на другого,
Все вместе стыла в
лунном полусне.
И к Дьяволу я
обратился снова,
В четвертый раз, и
даже до семи:
«Что ж, отыскал?» Но
он молчал сурово.
Умея обращаться со
зверьми,
Я поманил царя мечты
бессонной:
«Ты хочешь душу взять
мою? Возьми».
Но он стоял как некий
бог, склоненный,
И явственно увидел я,
что он,
Весь белый, весь луною
озаренный –
Был снизу черной тенью
повторен.
Увидев этот ужас
раздвоений,
Я простонал: «Уйди,
хамелеон!
Уйди, бродяга, полный
изменений,
Ты, между всех горящий
блеском сил,
Бессильный от твоей
сокрыться тени!»
И страх меня
смертельный пробудил.