Огнепоклонником я прежде был
когда-то,
Огнепоклонником останусь я
всегда.
Мое индийское мышление богато
Разнообразием рассвета и заката,
Я между смертными – падучая
звезда.
Средь человеческих бесцветных привидений,
Меж этих будничных безжизненных
теней,
Я вспышка яркая, блаженство
исступлений,
Игрою красочной светло венчанный
гений,
Я праздник радости, расцвета, и
огней.
Как обольстительна в провалах
тьмы комета!
Она пугает мысль и радует мечту.
На всем моем пути есть светлая
примета,
Мой взор – блестящий круг, за
мною – вихри света,
Из тьмы и пламени узоры я плету.
При разрешенности стихийного
мечтанья,
В начальном Хаосе, еще не
знавшем дня,
Не гномом роющим я был средь
Мирозданья,
И не ундиною морского
трепетанья,
А саламандрою творящего Огня.
Под Гималаями, чьи выси – в
блесках Рая,
Я понял яркость дум, среди
долинной мглы,
Горела в темноте моя душа живая,
И людям я светил, костры им
зажигая,
И Агни светлому слагал свои
хвалы.
С тех пор, как миг один, прошли
тысячелетья,
Смешались языки, содвинулись
моря.
Но все еще на Свет не в силах не
глядеть я,
И знаю явственно, пройдут еще
столетья,
Я буду все светить, сжигая и
горя.
О, да, мне нравится, что бело
так и ало
Горенье вечное земных и горних
стран.
Молиться Пламени сознанье не
устало,
И для блестящего мне служат
ритуала
Уста горячие, и Солнце, и
вулкан.
Как убедительна лучей растущих
чара,
Когда нам Солнце вновь бросает
жаркий взгляд.
Неисчерпаемость блистательного
дара!
И в красном зареве победного
пожара
Как убедителен, в оправе тьмы,
закат!
И в страшных кратерах – молитвенные
взрывы:
Качаясь в пропастях, рождаются
на дне
Колосья пламени,
чудовищно-красивы,
И вдруг взметаются пылающие
нивы,
Устав скрывать свой блеск в
могучей глубине.
Бегут колосья ввысь из
творческого горна,
И шелестенья их слагаются в
напев,
И стебли жгучие сплетаются
узорно,
И с свистом надают пурпуровые
зерна,
Для сна отдельности в той
слитности созрев.
Не то же ль творчество, не то же
ли горенье,
Не те же ль ужасы, и та же
красота
Кидают любящих в безумные
сплетенья,
И заставляют их кричать от
наслажденья,
И замыкают им безмолвием уста.
В порыве бешенства в себя
принявши Вечность,
В блаженстве сладостном истомной
слепоты,
Они вдруг чувствуют, как дышит
Бесконечность,
И в их сокрытостях, сквозь
ласковую млечность,
Молниеносные рождаются цветы.
Огнепоклонником Судьба мне быть
велела,
Мечте молитвенной ни в чем
преграды нет.
Единым пламенем горят душа и
тело,
Глядим в бездонность мы в
узорностях предела,
На вечный праздник снов зовет
безбрежный Свет.