Люблю в тебе, что ты, согрев
Франциска,
Воспевшего тебя, как я пою,
Ласкаешь тем же светом
василиска,
Лелеешь нежных птичек и змею.
Меняешь бесконечно сочетанья
Людей, зверей, планет, ночей, и
дней,
И нас ведешь дорогами страданья,
Но нас ведешь к Бессмертию
Огней.
Люблю, что тот же самый свет
могучий,
Что нас ведет к немеркнущему
Дню,
Струит дожди, порвавши сумрак
тучи,
И приобщает нежных дев к огню.
Но, если, озаряя и целуя,
Касаешься ты мыслей, губ, и
плеч,
В тебе всего сильнее то люблю я,
Что можешь ты своим сияньем – сжечь.
Ты явственно на стоны отвечаешь,
Что выбор есть меж сумраком и
днем,
И ты невесту с пламенем
венчаешь,
Когда в душе горишь своим огнем.
В тот яркий день, когда владыки
Рима
В последний раз вступили в
Карфаген,
Они на пире пламени и дыма
Разрушили оплот высоких стен, –
Но гордая супруга Газдрубала,
Наперекор победному врагу,
Взглянув на Солнце, про себя
сказала:
«Еще теперь я победить могу!»
И, окружив себя людьми, конями,
Как на престол, взошедши на
костер,
Она слилась с блестящими огнями,
И был триумф – несбывшийся
позор.
И вспыхнуло не то же ли сиянье
Для двух, чья страсть была
сильней, чем Мир,
В любовниках, чьи жаркие
лобзанья
Через века почувствовал Шекспир.
Пленительна, как солнечная сила,
Та Клеопатра, с пламенем в
крови,
Пленителен, пред этой Змейкой
Нила,
Антоний, сжегший ум в огне
любви.
Полубогам великого Заката
Ты вспыхнуло в веках пурпурным
днем,
Как нам теперь, закатностью
богато,
Сияешь алым красочным огнем.
Ты их сожгло. Но в светлой мгле
забвенья
Земле сказало: «Снова жизнь готовь!»
Над их могилой – легкий звон
мгновенья,
Пылают маки, красные, как кровь.
И как в великой грезе Македонца
Царил над всей Землею ум один,
Так ты одно царишь над Миром,
Солнце,
О, мировой закатный наш рубин!
И в этот час, когда я в нежном
звоне
Слагаю песнь высокому Царю,
Ты жжешь костры в глубоком
небосклоне,
И я светло, сжигая жизнь, горю!