На прибрежьи, в ярком
свете,
Подошла ко мне она,
Прямо, близко, как
Весна,
Как подходят к детям
дети,
Как скользит к волне
волна,
Как проходит в нежном
свете
Новолунняя Луна.
Подошла, и не спросила,
Не сказала ничего,
Но внушающая сила, –
Луч до сердца моего, –
Приходила, уходила,
И меня оповестила,
Что, слиянные огнем,
Вот мы оба вместе в нем.
«Как зовут тебя, скажи
мне?»
Я доверчиво спросил.
И, горя во вспевном
гимне,
Вал прибрежье оросил.
Как просыпанное просо,
Бисер, нитка жемчугов, –
Смех, смешинки, смех без
слов,
И ответ на всклик
вопроса,
Слово нежной, юной:
«Тосо!»
Самоанское: «Вернись!»
Имя – облик, имя – жало.
Звезды много раз
зажглись,
Все ж, как сердце
задрожало,
Слыша имя юной, той,
По-июньски золотой,
Так дрожит оно доныне,
В этой срывчатой пустыне
Некончающихся дней,
И поет, грустя о ней.
В волосах у юной ветка
С голубым была огнем,
Цветик с цветиком, как
сетка
Синих пчел, сплетенных
сном.
Тосо ветку отдала мне,
Я колечко ей надел.
Шел прилив, играл на
камне,
Стаи рыб, как стаи
стрел,
Уносились в свой предел.
Эта ветка голубая, –
Древо Грусти имя ей,
Там, где грусть лишь
гостья дней,
Там, где Солнце,
засыпая,
Не роняет на утес
Бледных рос, и в душу
слез,
Там, где Бездна голубая
Золотым велела быть,
Чтобы солнечно любить.