И
город был чистый и весь золотой,
И
словно он был из стекла,
Был
вымощен яшмой, украшен водой,
Которая
лентами шла.
Когда
раскрывались златые врата,
Вступали
пришедшие – в плен,
Им
выйти мешала назад красота
Домов
и сияющих стен.
Сиянье
возвышенных стен городских,
С
числом их двенадцати врат,
Внушало
пришедшему пламенный стих,
Включавший
Восход и Закат.
В
стенах золотилось двенадцать основ,
Как
в годе – двенадцать времен,
Из
ценных камней, из любимцев веков,
Был
каждый оплот соплетен.
И
столько по счету там было камней,
Как
дней в семитысячьи лет,
И
к каждому ряду причтен был меж дней
Еще
высокосный расцвет.
Там
был гиацинт, и небесный сафир,
И возле
смарагдов – алмаз,
Карбункул,
в котором весь огненный мир,
Топаз,
хризолит, хризопрас.
Просвечивал
женской мечтой маргарит,
Опал,
сардоникс, халцедон,
И
чуть раскрывались цветистости плит,
Двенадцатиструнный
был звон.
И
чуть в просияньи двенадцати врат
На
миг возникали дома,
Никто
не хотел возвращаться назад,
Крича,
что вне Города – тьма.
И
тут возвещалось двенадцать часов
С
возвышенных стен городских,
И
месяцы, в тканях из вешних цветов,
Кружились
под звончатый стих.
И
тот, кто в одни из двенадцати врат
Своею
судьбой был введен,
Вступал
– как цветок в расцветающий сад,
Как
звук в возрастающий звон.