Как
мне страшно было, сестры.
Я
из сада в лес ушла.
Мотыльки
там были пестры,
И
калина там цвела.
И
уж долго ль там была я,
И
гналась за мотыльком,
Я
не знаю, – только, алая,
Ведьма
стала над путем.
Снизу
ль вышла, сверху ль встала,
Или
с боку подошла. –
Очи
злые, светят ало,
А
во рту – и ночь, и мгла.
Я
гляжу, она все ближе,
И
кривится, и растет,
Кости
гложет, кости нижет,
Ожерелье
мне плетет.
Рот
раскроет и закроет,
Справа
вечер подступил,
Рот
раскроет, филин воет,
И
полночный час пробил.
От
веселья иль от злости
Все
светлей глаза у ней,
Все
страшней белеют кости,
Я –
бежать, она – «Не смей».
Погрозилась,
я застыла,
Я
стою, и сплю – не сплю.
Целый
лес моя могила,
Как
вернусь я к Кораблю?
Только
вдруг вдали запели
По
деревне петухи.
Где
я? Что я, в самом деле?
Ах,
напасти! Ах, грехи!
Чья-то
дивная избушка,
Я пред
дверкою стою,
И
предобрая старушка
Нежит
голову мою.
Говорит:
«Вот так-то все мы
Через
это все прошли, –
Да
пред этим звезды немы,
А
теперь поют вдали».
И
воистину, сестрицы,
Звезды
пели надо мной,
И
лазоревы зарницы
Вились
лентою цветной.
А
из лесу-то пошла я,
Мне
дала старушка бус,
И
совсем она не злая,
Ничего
я не боюсь.
А
как вышла я к долине,
Вижу
чудо – меж ветвей,
Не
цветы уж на калине,
Много
ягодных огней.
Словно
алые кружочки,
Словно
цвет родил звезду,
И
сижу я здесь в садочке,
А
опять я в лес пойду.