1
Когда еще не ведали
оков,
И не было живым – хлыста
с уздою,
Звезда перекликалась со
звездою,
Задолго до молчания
веков.
В пространствах
нескончаемых лугов
Кормились в числах, кони,
с красотою
Горячей. Словно тучи над
водою,
Рождали гул копыта без
подков.
Охотились за теми
косяками
Стрелки кремневых стрел.
Здесь каждый юн.
Застрелен, пожран
тысячный табун.
Но тот да будет вечно
славим нами,
Кем огненная схвачена
волна,
Кто в первый раз вскочил
на скакуна.
2
Коварный ли то был
полуребенок,
Которому удел был гордый
дан
Забросить петлей меткою
аркан,
В которой, взвыв,
забился жеребенок?
Был юный голос зверя
остр и звонок,
Был юный зверь от
изумленья пьян.
А юноша прямил свой сильный
стан,
Начав тысячелетья диких
гонок.
А может быть, то был уж
зрелый муж,
Который притаился над
откосом,
От конских глаз укрыт
седым утесом.
Вдруг на коня он
соскользнул как уж.
И был как дух. Летел,
схватясь за гриву,
Стремя коня к истоме, по
обрыву.
3
Их было десять тысяч
жеребцов,
Тринадцать тысяч кобылиц
красивых.
В разметанных и
своевольных гривах
Свистели ветр степей и
ветр лугов.
Цвет вороной у жарких
был самцов.
У самок красный. С
клекотом, на срывах
Орлы садились. О
разливных нивах
Еще не встала мысль в
ночах умов.
В ночах де? Только в
зорях сердца рдяных
Все были существа. Но
вот века
Сомкнулись. Из другого
косяка
Явился белый конь в тех
страстных странах.
И вмиг, его завидя, вся
орда
Заржала гулом, как в
разлив вода.
4
Пред ликами, что
сгрудились в аравах,
Пред красно-вороной
рекой коней,
Где в числах ночь, и в
числах жар огней,
В веках начальных,
временах не ржавых, –
В гореньи крови, в
пламенных забавах.
Где жеребец, с кобылою
своей
Любясь, порой хребет
ломал у ней,
В невозвратимых
полновластных славах, –
В веселии играющих
погонь,
С косящимися черными
очами,
С дрожащими и дымными
ноздрями, –
Откуда встал тот
страшный белый конь?
И в чем был страх?
Принес ли весть он злую?
Но кони все бежали
врассыпную.
5
Как веет ветер в звонах
ковыля,
Как небо высоко над
ширью степи.
Но древний сон замкнут в
безгласном склепе.
Забыла пламя марева
Земля.
Как шепчет ветер, пылью
шевеля.
Но порваны златые звенья
цепи,
Дух полюбил быть в
запертом вертепе,
Межи углами врезались в
поля.
В тот страстный край,
где черный цвет и красный,
Приявши белый, стихли в
пестроте,
Пути заглохли. Лики все
не те.
Лишь в час войны, лишь в
бое, в час опасный,
На миг в возврате к
прежней красоте,
Есть в ржаньи звук, с
огнем времен согласный.