Голубоватое кольцо, все
кольца дыма
Моих египетских душистых
папирос,
Как очертанья сна, как
таяние грез,
Создавши легкое, уйдут
неисследимо.
Я мыслью далеко. Я в
самом сердце Рима.
Там об Антонии
поставлен вновь вопрос.
И разрешен сполна. Как
остриями кос
Обрезан стебель трав и
жизнь невозвратима.
Я знаю, римлянин не
должен был любить,
Так пламенно любить,
как любят только птицы,
Очарования египетской
царицы.
Но Парки нам плетут, и
нам обрежут нить.
Я ведал в жизни все.
Вся жизнь – лишь блеск зарницы.
Я счастлив в гибели. Я
мог, любя, любить.