Язык, великолепнейший
наш язык,
Речное и степное
раздолье.
В нем клекоты орла и
волчий рык,
Напев, и звон, и ладан
богомолья.
В нем воркованье голубя весной,
Взлет жаворонка к солнцу выше, выше.
Березовая роща, свет сквозной.
Небесный дождь, просыпанный по крыше.
Журчание подземного
ключа.
Весенний луч, играющий
на дверце.
В нем Та, что приняла
не взмах меча,
А семь мечей в
провидящее сердце.
И снова ровный гул широких вод.
Кукушка. У колодца молодицы.
Зеленый луг. Веселый хоровод.
Канун на небе. В черном – бег зарницы.
Костер бродяг, за
лесом, на горе.
Про Соловья-разбойника
былины.
«Ау!» в лесу. Светляк в
ночной поре.
В саду осеннем красный
грозд рябины.
Соха и серп с звенящею косой.
Сто зим в зиме. Проворные салазки.
Бежит савраска мирною рысцой.
Летит рысак конем крылатой сказки.
Пастуший рог. Жалейка
до зари.
Родимый дом. Тоска
острее стали.
Здесь хорошо. А там
смотри, смотри.
Бежим. Летим. Уйдем.
Туда. За дали.
Чу, рог другой. В нем бешеный разгул.
Ярит борзых и гончих доезжачий.
Баю-баю. Мой милый! Ты уснул?
Молюсь. Молись. Не вечно неудачи.
Я снаряжу тебя в
далекий путь.
Из тесноты идут
вразброд дороги.
Как хорошо в чужих
краях вздохнуть
О нем – там в синем, –
о родном пороге.
Подснежник наш всегда прорвет свой снег.
В размах грозы сцепляются зарницы.
К Царь-граду не ходил ли наш Олег?
Не звал ли в полночь нас полет Жар-птицы?
И ты пойдешь дорогой
Ермака,
Пред недругом
вскричишь: «Теснее, други!»
Тебя потопит льдяная
река,
Но ты в века в ней
выплывешь в кольчуге.
Поняв, что речь речного серебра
Не удержать в окованном вертепе,
Пойдешь ты в путь дорогою Петра,
Чтоб брызг морских добросить в лес в
степи.
Гремучим сновиденьем
наяву,
Ты мысль и мощь сольешь
в едином хоре,
Венчая полноводную Неву
С янтарным морем в
вечном договоре.
Ты клад найдешь, которого искал.
Зальешь и запоешь умы и страны.
Не твой ли он, колдующий Байкал,
Где в озере под дном не спят вулканы?
Добросил ты свой гулкий
табор-стан,
Свой говор,
златозвонкий, среброкрылый,
До той черты, где Тихий
океан
Заворожил подсолнечные
силы.
Ты вскликнул: «Пушкин!» Вот он, светлый
бог,
Как радуга над нашим водоемом.
Ты в черный час вместишься в малый вздох.
Но завтра – встанет! С молнией и громом!
Шатэлейон,
1924, 3 июля