Тебе, суровый сын Сибири,
Что взором измерял
тайгу,
Привет в изгнанническом
мире,
На отдаленном берегу.
Ты выпытал в крестьянской доле,
Как творчески идет соха,
В как в страданьи и неволе
Тоска взметает взлет стиха.
Ты видел, мысля и
мечтая,
Какого требует труда
В горах червонного Алтая
Золотоносная руда.
Ты принял светы талисмана
В пурге, прядущей долгий вой,
В гортанном говоре шамана,
В котором крик сторожевой.
И, много раз в тоске
немея,
Душой богат, но долей
сир,
Ты восхитился ликом
Змея,
Который весь объемлет
мир.
Не тем, с кем говорила Ева,
Кто яд из пропасти исторг,
Ему я не спою напева,
И ты не подаришь восторг.
Мой Змей вздымает
океаны,
Он говорит через тайфун,
Им уготованные раны
Я утоляю звоном струн.
Его могучие извивы
В сибирских видел я лесах,
Где изумрудные заливы
Лелеют творческий размах.
Где ствол раскидистого
кедра
Как довременный исполин,
И, затаясь в земные
недра,
С алмазом говорит рубин.
Да будет завтра день твой новый –
Как матери родимой зов
Туда, где реки бирюзовы,
Где много милых голосов.
А ныне с возгласом
приветным
Ты, разглядевший тайный
лик,
Прими в Провансе
многоцветном
Бретонской чайки
властный крик.
Сэн-Брэвен-Сосны,
Бретань,
1922, 11 февраля