Когда в прозренье сна
немого,
Таясь в постели, как в
гробу,
Мы духом измеряем снова
Всю пережитую судьбу, –
Передвигая все границы
Того, что понимаем днем,
В лучах нездешней огневицы
Мы силой бывшего живем.
Мы ведаем, что
существуем
Не от среды до четверга,
И дух наш радостью
волнуем,
Все раздвигая берега.
Душа – ответ. И мы не спросим,
Мы видим в четких письменах,
Что там, где древле был ты лосем,
Я белкой в тех же был лесах.
Когда с рассветом
дымно-алым
Ты пил студеную волну,
Над тем же плещущим
Байкалом
С сосны я прыгал на
сосну.
Ты, чувствуя, что близко волки,
Был изваяньем пред врагом,
А я сосновые иголки
Сбивал играющим прыжком.
Терялись волки в дикой
слежке,
Ты мерно шел по склону
вниз,
А я кедровые орешки
Проворными зубами грыз.
Когда ж все в мире было тихо,
Был пляс в зверином сердце ал:
С тобой – покорная лосиха,
Я белкой с белкою играл.
И, острый коготь в ствол
вонзая,
Взбегал я, хвост свой
распушив,
И, тишь прервав лесного
края,
Твой зычный голос был
красив.
Ты смотришь в зеркало возврата?
Есть в сердце тысяча очей.
Наш лес, где были мы когда-то,
Он до сих пор еще ничей.
В тысячелетьях потонули
Тот лик, тот бор, тот
день, тот час.
Тогда мы не дождались пули,
Теперь облава против
нас.
Но в нас живет душа живая.
И зыбим солнечный мы смех,
Ты – словом целину взрывая,
Я – в стих роняя красный мех.
Париж,
1923, 25 февраля