Крутою каменной тропою,
Гористой и лесной
страною,
Под вечер, когда пал туман,
Давно в ущелье над рекою
Повиснули громады скал
У путника над головою.
В одеждах бедных,
небогатых,
Местами даже и в
заплатах
Какие-то шли люди там.
Но были ростом все
высоки,
Что впору хоть
богатырям,
Красивы, сильны,
чернооки.
Они к селению спешили,
Чтоб ночь им путь не
преградила.
Но между тем настала
мгла,
И путь они вдруг
потеряли.
Ни зги не видно, ночь
темна,
Во мгле же – пропасти,
провалы,
Да лес кругом: еще
темней;
Хотя б луна – все ж
посветлей.
Вот вдруг огонь мелькнул
вдали,
Спешат меж пропастей по
скалам,
Скорей бегут – и вот
пришли:
Их взорам хижина
предстала.
Они скорей в нее, а там
старик,
Над книгою согнувшийся,
сидит.
Взошли, но хижина низка.
Один из них был так
высок,
Что выше был и потолка
И упирался в потолок.
Оставил соху он и
борону,
Пошел он к Великому
Городу.
Оставил родную Германию,
Оставил детей и жену,
Пошел за богатством в
Италию,
За славой пошел на
войну.
Он знал, что весь Рим
раздирался
Раздорами, злобой,
войной.
Он слыхал, что вон тот
возвышался,
Богатым являлся домой.
Подумал немного и борону
Он в старом сарае
сложил:
«Пускай их клюют теперь
вороны».
Сам же меч и кольчугу
надел.
И скоро себе он
товарищей
В селеньях кругом
понабрал,
По Альпам они все
отправились –
Теперь он в Пассау
попал.
Старик взор на него поднял,
И вдруг пророчески
сказал:
«Иди в Италию ты с
Богом!
Теперь одет ты плохо,
беден,
Но погоди еще немного –
Ты многим очень будешь
грозен.
Всем Римом сам ты
править будешь.
Но вдруг придет
сильнейший – ты падешь.
И власть и славу ты
забудешь,
Безвестным от ножа
умрешь».
18 марта 1891
<Москва>