И я провел безумный год
У шлейфа черного. За
муки,
За дни терзаний и
невзгод
Моих волос касались
руки,
Смотрели темные глаза,
Дышала синяя гроза.
И я смотрю. И синим
кругом
Мои глаза обведены.
Она зовет печальным
другом.
Она рассказывает сны.
И в темный вечер, в
долгий вечер
За окнами кружится
ветер.
Потом она кончает прясть
И тихо складывает пряжу.
И перешла за третью
стражу
Моя нерадостная страсть.
Смотрю. Целую черный
волос,
И в сердце льется темный
голос.
Так провожу я ночи, дни
У шлейфа девы, в тихой
зале.
В камине умерли огни,
В окне быстрее заплясали
Снежинки быстрые – и вот
Она встает. Она уйдет.
Она завязывает туго
Свой черный шелковый
платок,
В последний раз ласкает
друга,
Бросая ласковый намек,
Идет... Ее движенья
быстры,
В очах, тускнея, гаснут
искры.
И я прислушиваюсь к
стуку
Стеклянной двери
вдалеке,
И к замирающему звуку
Углей в потухшем
камельке...
Потом – опять бросаюсь к
двери,
Бегу за ней... В
морозном сквере
Вздыхает по дорожкам
ночь.
Она тихонько огибает
За клумбой клумбу;
отступает;
То подойдет, то прянет
прочь...
И дальний шум почти не
слышен,
И город спит, морозно
пышен...
Лишь в воздухе морозном
– гулко
Звенят шаги. Я узнаю
В неверном свете
переулка
Мою прекрасную змею:
Она ползет из света в
светы,
И вьется шлейф, как
хвост кометы...
И, настигая, с новым
жаром
Шепчу ей нежные слова,
Опять кружится голова...
Далеким озарен пожаром,
Я перед ней, как дикий
зверь...
Стучит зевающая дверь, –
И, словно в бездну, в
лоно ночи
Вступаем мы... Подъем
наш крут...
И бред. И мрак. Сияют
очи.
На плечи волосы текут
Волной свинца – чернее
мрака...
О, ночь мучительного
брака!..
Мятеж мгновений. Яркий
сон.
Напрасных бешенство
объятий, –
И звонкий утренний
трезвон:
Толпятся ангельские рати
За плотной завесой окна,
Но с нами ночь – буйна,
хмельна...
Да! с нами ночь! И новой
властью
Дневная ночь объемлет
нас,
Чтобы мучительною
страстью
День обессиленный погас,
–
И долгие часы над нами
Она звенит и бьет
крылами...
И снова вечер...
21 октября 1907