Я не люблю пустого
словаря
Любовных слов и жалких
выражений:
«Ты мой». «Твоя».
«Люблю». «Навеки твой».
Я рабства не люблю.
Свободным взором
Красивой женщине
смотрю в глаза
И говорю: «Сегодня
ночь. Но завтра –
Сияющий и новый день.
Приди.
Бери меня,
торжественная страсть.
А завтра я уйду – и
запою».
Моя душа проста.
Соленый ветер
Морей и смольный дух
сосны
Ее питал. И в ней –
все те же знаки,
Что на моем
обветренном лице.
И я прекрасен – нищей
красотою
Зыбучих дюн и северных
морей.
Так думал я, блуждая
по границе
Финляндии, вникая в
темный говор
Небритых и
зеленоглазых финнов.
Стояла тишина. И у
платформы
Готовый поезд разводил
пары.
И русская таможенная
стража
Лениво отдыхала на
песчаном
Обрыве, где кончалось
полотно.
Там открывалась новая
страна –
И русский бесприютный
храм глядел
В чужую незнакомую
страну.
Так думал я. И вот она
пришла
И встала на откосе.
Были рыжи
Ее глаза от солнца и
песка.
И волосы, смолистые
как сосны,
В отливах синих падали
на плечи.
Пришла. Скрестила свой
звериный взгляд
С моим звериным
взглядом. Засмеялась
Высоким смехом.
Бросила в меня
Пучок травы и золотую
горсть
Песку. Потом –
вскочила
И, прыгая, помчалась
под откос...
Я гнал ее далеко.
Исцарапал
Лицо о хвои, окровавил
руки
И платье изорвал.
Кричал и гнал
Ее, как зверя, вновь
кричал и звал,
И страстный голос был
как звуки рога.
Она же оставляла
легкий след
В зыбучих дюнах, и
пропала в соснах,
Когда их заплела
ночная синь.
И я лежу, от бега
задыхаясь,
Один, в песке. В
пылающих глазах
Еще бежит она – и вся
хохочет:
Хохочут волосы,
хохочут ноги,
Хохочет платье,
вздутое от бега...
Лежу и думаю: «Сегодня
ночь
И завтра ночь. Я не
уйду отсюда,
Пока не затравлю ее,
как зверя,
И голосом, зовущим,
как рога,
Не прегражу ей путь. И
не скажу:
«Моя! Моя!» – И пусть
она мне крикнет:
«Твоя! Твоя!»
Дюны
Июнь-июль 1907