Господь, Ты слышишь?
Господь, простишь ли? –
Весна плыла высоко в
синеве.
На глухую улицу в
полночь вышли
Веселые девушки. Было –
две.
Но Третий за ними – за
ними следом
Мелькал, неслышный, в
луче фонаря.
Он был неведом... одной
неведом:
Ей казалось...
казалось, близка заря.
Но синей и синее
полночь мерцала,
Тая, млея, сгорая
полношумной весной.
И одна сказала... «Ты
слышишь? – сказала, –
О, как страшно,
подруга... быть с тобой».
И была эта девушка в
белом... в белом,
А другая – в черном...
Твоя ли дочь?
И одна – дрожала
слабеньким телом,
А другая – смеялась,
бежала в ночь...
Ты слышишь, Господи?
Сжалься! О, сжалься!
Другая, смеялась,
убежала прочь...
И на улице мертвой,
пустынной остались...
Остались... Третий, она
и ночь.
Но, казалось, близко...
Казалось, близко
Трепетно бродит, чуть
белеет заря...
Но синий полог упал так
низко
И задернул последний
свет фонаря.
Был синий полог. Был
сумрак долог.
И ночь прошла мимо них,
пьяна.
И когда в траве
заблестел осколок,
Она осталась совсем
одна.
И первых лучей
протянулись нити,
И слабые руки схватили
нить...
Но уж город, гудя
чредою событий,
Где-то там, далеко,
начал жить....
Был любовный напиток –
в красной пачке кредиток,
И заря испугалась. Но
рукою Судьбы
Кто-то городу дал непомерный
избыток,
И отравленной пыли
полетели столбы.
Подходили соседи и
шептались докучно.
Дымно-сизый старик
оперся на костыль –
И кругом стало душно...
А в полях однозвучно
Хохотал Невидимка – и
разбрасывал пыль.
В этом огненном смерче
обняла она крепче
Пыльно-грязной земли
раскаленную печь...
Боже Правый! Соделай,
чтобы твердь стала легче!
Отврати Твой разящий и
карающий меч!
И откликнулось Небо:
среди пыли и давки
Появился Архангел с
убеленной рукой:
Всем казалось – Он
вышел из маленькой лавки,
И казалось, что был Он
– перепачкан мукой...
Но уж твердь разрывало.
И земля отдыхала.
Под дождем умолкала
песня дальних колес...
И толпа грохотала. И
гроза хохотала.
Ангел белую девушку в
Дом Свой унес.
15 апреля 1905