Я живу в глубоком покое.
Рою днем могилы корням.
Но в туманный вечер –
нас двое.
Я вдвоем с Другим по
ночам.
Обычайный – у входа в сени,
Где мерцают мои образа.
Лоб закрыт тенями
растений.
Чуть тускнеют в тени
глаза.
Из угла серебрятся латы,
Испуская жалобный скрип.
В дальних залах – говор
крылатый
Тех, с кем жил я, и с
кем погиб.
Одинок – в конце
вереницы –
Я – последний мускул
земли.
Не откроет уст
Темнолицый,
Будто ждет, чтобы все
прошли,
Раздавив похоронные
звуки
Равномерно-жутких часов,
Он поднимет тяжкие руки,
Что висят, как петли
веков.
Заскрипят ли тяжкие
латы?
Или гроб их, как страх
мой, пуст?
Иль Он вдунет звук
хриповатый
В этот рог из смердящих
уст?
Иль я, как месяц
двурогий,
Только жалкий сон
серебрю,
Что приснился в долгой
дороге
Всем бессильным
встретить зарю?
15 июня 1904