Все, что минутно, все,
что бренно,
Похоронила ты в веках.
Ты, как младенец,
спишь, Равенна,
У сонной вечности в
руках.
Рабы сквозь римские
ворота
Уже не ввозят мозаик.
И догорает позолота
В стенах прохладных
базилик.
От медленных лобзаний
влаги
Нежнее грубый свод
гробниц,
Где зеленеют саркофаги
Святых монахов и
цариц.
Безмолвны гробовые
залы,
Тенист и хладен их
порог,
Чтоб черный взор
блаженной Галлы,
Проснувшись, камня не
прожег.
Военной брани и обиды
Забыт и стерт кровавый
след,
Чтобы воскресший глас
Плакиды
Не пел страстей
протекших лет.
Далеко отступило море,
И розы оцепили вал,
Чтоб спящий в гробе
Теодорих
О буре жизни не
мечтал.
А виноградные пустыни,
Дома и люди – все
гроба.
Лишь медь
торжественной латыни
Поет на плитах, как
труба.
Лишь в пристальном и
тихом взоре
Равеннских девушек,
порой,
Печаль о невозвратном
море
Проходит робкой
чередой.
Лишь по ночам,
склонясь к долинам,
Ведя векам грядущим
счет,
Тень Данта с профилем
орлиным
О Новой Жизни мне
поет.
Май – июнь 1909