Как тяжко мертвецу среди
людей
Живым и страстным
притворяться!
Но надо, надо в
общество втираться,
Скрывая для карьеры
лязг костей...
Живые спят. Мертвец
встает из гроба,
И в банк идет, и в суд
идет, в сенат...
Чем ночь белее, тем
чернее злоба,
И перья торжествующе
скрипят.
Мертвец весь день
трудится над докладом.
Присутствие кончается.
И вот –
Нашептывает он, виляя
задом,
Сенатору скабрезный
анекдот...
Уж вечер. Мелкий дождь
зашлепал грязью
Прохожих, и дома, и
прочий вздор...
А мертвеца – к другому
безобразью
Скрежещущий несет
таксомотор.
В зал многолюдный и
многоколонный
Спешит мертвец. На нем
– изящный фрак.
Его дарят улыбкой благосклонной
Хозяйка-дура и
супруг-дурак.
Он изнемог от дня
чиновной скуки,
Но лязг костей музыкой заглушон...
Он крепко жмет
приятельские руки –
Живым, живым казаться
должен он!
Лишь у колонны
встретится очами
С подругою – она, как
он, мертва.
За их условно-светскими
речами
Ты слышишь настоящие
слова:
«Усталый друг, мне
странно в этом зале». –
«Усталый друг, могила
холодна». –
«Уж полночь». – «Да, но
вы не приглашали
На вальс NN. Она в вас
влюблена...»
А там – NN уж ищет
взором страстным
Его, его – с волнением
в крови...
В ее лице, девически
прекрасном,
Бессмысленный восторг
живой любви...
Он шепчет ей незначащие
речи,
Пленительные для живых
слова,
И смотрит он, как
розовеют плечи,
Как на плечо склонилась
голова...
И острый яд
привычно-светской злости
С нездешней злостью
расточает он...
«Как он умен! Как он в
меня влюблен!»
В ее ушах – нездешний,
странный звон:
То кости лязгают о кости.
19 февраля 1912